"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

сбегай, посмотри. Ну, Морис, чего копаешься? Знаешь ведь, что тебя ждут,
марш в 14-бис. И живехонько!" Морис быстро вышел за патроном, уносившим цепи
и несколько раздосадованным, что они попались мне на глаза. "Что ж ты так
поздно", - спросил двадцатидвухлетний у шофера. - "Что "поздно"? Мне еще
час. Запаришься ходить-то. Мне только в полночь". - "Так чего ж ты
пришел?" - "Для Памелы прекрасной", - ответил восточный шофер, и смех
обнажил его красивые белые зубы. - "А-а", - протянул двадцатидвухлетний.
Вскоре меня провели в комнату 43, но там было так неуютно, а мое любопытство
было столь велико, что, выпив "смородины", я спустился по лестнице, затем,
передумав, вернулся, и, пройдя выше этажа, на котором находилась комната 43,
дошел до самого верха. И тут из одной комнаты в конце коридора послышались
приглушенные стоны. Я живо пошел туда и приложил ухо к двери. "Я прошу вас,
смилуйтесь, смилуйтесь ради Бога, отвяжите меня, не бейте меня так больно, -
говорил кто-то. - Я ноги вам целую, умоляю вас, я больше не буду...
Сжальтесь надо мной...". - "Нет, сволочь, и раз уж ты орешь и ползаешь на
коленях, сейчас мы прикуем тебя к кровати - и не будет тебе пощады!" - и я
услышал, как щелкнула плеть, вероятно, с железными струнами, ибо тотчас
последовал крик боли. Я заметил, что в этой комнате было слуховое окошко,
которое забыли закрыть; крадучись в сумраке, я проскользнул к нему, и увидел
перед собой прикованного к кровати, подобно Прометею на скале, получающего
удары, наносимые ему Морисом, плетью, действительно со стальными крючьями,
уже окровавленного, покрытого синяками, свидетельствовавшими, что пытка была
не первой, г-на де Шарлю. Внезапно дверь отворилась, туда вошел кто-то, но
по счастью меня не заметил, - это был Жюпьен. Он приблизился к барону, вид
его выражал почтение, он хитровато улыбался: "Итак, я вам не нужен?" Барон
попросил его вывести на минутку Мориса. Жюпьен выставил того вон, не
церемонясь. "Нас не могут услышать?" - спросил барон у Жюпьена, заверившего,
что не могут. Барон знал, что у Жюпьена, с его умом, скорее, литераторского
склада, не было никакой практической смекалки, что в присутствии
заинтересованных лиц он выражался намеками, никого не вводящими в
заблуждение, и употреблял прозвища, известные всему свету.
"Секунду", - перебил Жюпьен, услышав звонок из комнаты номер 3. Это был
депутат от "Аксьон Либераль"[122], он уходил. Жюпьену не нужно было смотреть
на табло, потому что он узнал его колокольчик; обычно депутат приходил после
завтрака. В этот день расписание изменилось по причине брака его дочери,
совершившегося в полдень в Сен-Пьер-де-Шайо. Итак, он пришел только вечером,
но торопился уйти пораньше, потому что жена тревожилась за него, если он
возвращался поздно, особенно теперь, когда бомбежки участились. Жюпьену
хотелось проводить его до дверей, чтобы засвидетельствовать почтение,
испытываемое им к званию депутата, - без какого-либо личного, впрочем,
интереса. Ибо хотя этот депутат и отвергал крайности "Аксьон Франсез"
(однако, он не способен был понять и строчки Шарля Морра или Леона
Доде[123]) и был накоротке с министрами, любившими посещать его охоты,
Жюпьен не осмелился бы просить его и о малейшей поддержке в своих распрях с
полицией. Он знал, что если заговорит об этом с удачливым и трусливым
законодателем, то это не убережет и от самого безобидного "шмона", но
приведет к потере щедрейшего из клиентов. Проводив до дверей депутата, -
который, нахлобучив шляпу на нос, поднял воротник и заскользил, как в своих
депутатских речах, спрятав лицо, - Жюпьен поднялся к г-ну де Шарлю, и
сказал: "Это был г-н Эжен". В доме Жюпьена, как в клиниках, людей звали по