"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

предсказывал Франсуазе, что, может быть, победа и наступит, но это будет еще
хуже, потому что потом сразу же начнется революция, а затем опять последует
вторжение. "Ох уж эта чертова война, только боши смогут быстро от нее
оправиться, Франсуаза, они и так заработали на ней сотни миллиардов. Жди
тут, чтобы они дали нам хоть су - какая чушь! Об этом разве что в газетах
напишут, - добавил он из осторожности, чтобы отразить все факты, - чтобы
народ остудить; говорят же они уже три года, что война завтра кончится".
Франсуазу очень сильно взволновали эти слова, потому что поначалу она больше
верила оптимистам, нежели дворецкому, и вскоре убедилась, что война, которая
должна была, как полагала Франсуаза, кончиться через две недели, хотя
"бедная Бельгия" была "полонена", продолжилась, чего не предсказывали,
феноменом "фиксации фронтов", - а в этом она не разбиралась; к тому же, один
из бесчисленных ее "крестников", которым она отдавала все, что зарабатывала
у нас, рассказывал о тех или иных замалчиваемых обстоятельствах. "Все это
опять свалится на трудяг, - заключил дворецкий. - Отнимут твою земельку,
Франсуаза". - "Боже милостивый!.." - Но этим отдаленным бедствиям он
предпочитал более близкие и поглощал газеты в надежде известить Франсуазу о
каком-нибудь поражении. Плохих вестей он ждал как пасхальных яиц,
рассчитывая, что они будут достаточно нехороши, чтобы ошеломить Франсуазу,
но вместе с тем самому ему не принесут существенного ущерба. Так, например,
он с восторгом наблюдал, как Франсуаза прячется в подвале от цеппелинов, -
потому что сам-то он верил, что в таком большом городе, как Париж, в наш дом
попасть бомбой сложно.
Впрочем, временами на Франсуазу накатывал комбрейский пацифизм. Она
едва не усомнилась в "немецких зверствах". - "В начале войны нам говорили,
что эти немцы - убийцы, грабители, настоящие бандиты, бббоши..." (Умножая
"б" в слове "боши", она, видимо, полагала, что обвинение немцев в убийствах
в конечном счете вполне допустимо, но мысль о том, что они - боши
неправдоподобна в силу своей чрезмерности. Сложно было понять, какой
чудовищный и таинственный смысл вкладывала Франсуаза в слово "бош",
поскольку речь шла о начале войны, и потому что произносила она это слово
довольно нерешительно. Ибо сомнение в том, что немцы действительно были
преступниками, могло быть плохо обоснованным, но противоречия в нем, с
логической точки зрения, не было. Но как можно было сомневаться в том, что
они были бошами, если это слово в разговорной речи обозначает именно немцев?
Наверное, она пересказывала грубые фразы, тогда ею услышанные, в которых
особое ударение падало на слово "бош" ). "Я во все это верила, - говорила
она, - но только берет меня теперь сомнение, не такие ли мы точно плуты". -
Эта богохульная мысль была подспудно внушена Франсуазе дворецким, - ибо
последний заметил, что его подруга благосклонна к греческому королю
Константину, и во всех красках расписывал, как его морят голодом, чтобы он
отрекся от престола. Потому отречение суверена сильно взволновало Франсуазу,
она даже провозгласила: "И ничем мы их не лучше. Будь мы в Германии, мы бы
то же самое и натворили".
Правда, я не часто виделся с ней в те дни, потому что она то и дело
убегала к своим кузенам, о которых мама мне как-то сказала: "Знаешь, а они
богаче тебя". В те времена мы узнали о множестве высоких поступков,
совершавшихся по всей стране, которые покажут векам, если историк
обессмертит их память, величие Франции и ее духа, ее величие по чину
Св.-Андрея-В-Полях, которое проявилось в тысячах тыловиков, и в неменьшей