"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу авторапредсказывал Франсуазе, что, может быть, победа и наступит, но это будет еще
хуже, потому что потом сразу же начнется революция, а затем опять последует вторжение. "Ох уж эта чертова война, только боши смогут быстро от нее оправиться, Франсуаза, они и так заработали на ней сотни миллиардов. Жди тут, чтобы они дали нам хоть су - какая чушь! Об этом разве что в газетах напишут, - добавил он из осторожности, чтобы отразить все факты, - чтобы народ остудить; говорят же они уже три года, что война завтра кончится". Франсуазу очень сильно взволновали эти слова, потому что поначалу она больше верила оптимистам, нежели дворецкому, и вскоре убедилась, что война, которая должна была, как полагала Франсуаза, кончиться через две недели, хотя "бедная Бельгия" была "полонена", продолжилась, чего не предсказывали, феноменом "фиксации фронтов", - а в этом она не разбиралась; к тому же, один из бесчисленных ее "крестников", которым она отдавала все, что зарабатывала у нас, рассказывал о тех или иных замалчиваемых обстоятельствах. "Все это опять свалится на трудяг, - заключил дворецкий. - Отнимут твою земельку, Франсуаза". - "Боже милостивый!.." - Но этим отдаленным бедствиям он предпочитал более близкие и поглощал газеты в надежде известить Франсуазу о каком-нибудь поражении. Плохих вестей он ждал как пасхальных яиц, рассчитывая, что они будут достаточно нехороши, чтобы ошеломить Франсуазу, но вместе с тем самому ему не принесут существенного ущерба. Так, например, он с восторгом наблюдал, как Франсуаза прячется в подвале от цеппелинов, - потому что сам-то он верил, что в таком большом городе, как Париж, в наш дом попасть бомбой сложно. Впрочем, временами на Франсуазу накатывал комбрейский пацифизм. Она едва не усомнилась в "немецких зверствах". - "В начале войны нам говорили, "б" в слове "боши", она, видимо, полагала, что обвинение немцев в убийствах в конечном счете вполне допустимо, но мысль о том, что они - боши неправдоподобна в силу своей чрезмерности. Сложно было понять, какой чудовищный и таинственный смысл вкладывала Франсуаза в слово "бош", поскольку речь шла о начале войны, и потому что произносила она это слово довольно нерешительно. Ибо сомнение в том, что немцы действительно были преступниками, могло быть плохо обоснованным, но противоречия в нем, с логической точки зрения, не было. Но как можно было сомневаться в том, что они были бошами, если это слово в разговорной речи обозначает именно немцев? Наверное, она пересказывала грубые фразы, тогда ею услышанные, в которых особое ударение падало на слово "бош" ). "Я во все это верила, - говорила она, - но только берет меня теперь сомнение, не такие ли мы точно плуты". - Эта богохульная мысль была подспудно внушена Франсуазе дворецким, - ибо последний заметил, что его подруга благосклонна к греческому королю Константину, и во всех красках расписывал, как его морят голодом, чтобы он отрекся от престола. Потому отречение суверена сильно взволновало Франсуазу, она даже провозгласила: "И ничем мы их не лучше. Будь мы в Германии, мы бы то же самое и натворили". Правда, я не часто виделся с ней в те дни, потому что она то и дело убегала к своим кузенам, о которых мама мне как-то сказала: "Знаешь, а они богаче тебя". В те времена мы узнали о множестве высоких поступков, совершавшихся по всей стране, которые покажут векам, если историк обессмертит их память, величие Франции и ее духа, ее величие по чину Св.-Андрея-В-Полях, которое проявилось в тысячах тыловиков, и в неменьшей |
|
|