"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

степени, чем в солдатах, павших на Марне. Племянника Франсуазы убили у
Берри-о-Бак[137]. Также он приходился племянником и этим миллионерам,
кузенам Франсуазы, содержавшим раньше кафе, - они давно уже сколотили
состояние и отошли от дел. И его, совсем еще юного владельца маленького
ресторанчика, убили, - его мобилизовали в двадцать пять лет, и он, оставив
присматривать за кафе молодую жену, рассчитывал вернуться к делам через
несколько месяцев. И погиб. Тогда произошло следующее. Франсуазины
кузены-миллионеры, по сути, никем не приходившиеся молодой вдове их
племянника, вернулись из своей деревни, в которой жили уже лет десять, и
опять взялись за работу, не оставляя себе и су; и каждое утро, с шести
часов, жена кузена Франсуазы, миллионерша, одетая "как ее служанка",
помогала племяннице и кузине по браку. И года три они с утра до половины
десятого вечера, не отдыхая и дня, полоскали бокалы и подавали напитки. В
этой книге все факты вымышлены и не "выведено" ни одного реального лица, все
было изобретено мною сообразно потребностям повествования, и я должен во
славу моей родины сказать, что франсуазины родственники-миллионеры,
оставившие уединение, чтобы помочь беспомощной племяннице - это реальные
лица. И так как я не сомневаюсь, что их скромность не будет оскорблена,
поскольку они никогда не прочтут этой книги, я с ребяческим удовольствием и
глубоким волнением, не имея возможности привести имена стольких других,
благодаря которым Франция выстояла, чьи поступки столь же достойны, впишу
сюда их настоящее имя: они зовутся, - таким французским именем, -
Ларивьерами. Если и были какие-то мерзавцы-уклонисты, как требовательный
молодой человек, встретившийся мне у Жюпьена, которого только и заботило,
чтоб он "имел Леона к 10.30-ти, потому что завтракает в городе", то их жизнь
искуплена тысячами французов Св.-Андрея-В-Полях, всеми этими доблестными
солдатами, к которым я приравниваю Ларивьеров.
Чтобы Франсуаза посильнее разволновалась, дворецкий откопал где-то
старые номера Твоего Чтения[138]; на обложке одного из них (это были
довоенные выпуски) была изображена "германская императорская семья". "Вот
он, наш завтрашний хозяин", - сказал дворецкий, показывая ей "Вильгельма".
Франсуаза вытаращила глаза, затем заметила женщину, изображенную рядом, и
заключила: "Да тут и Вильгельмесса!"
Что касается Франсуазы, ее ненависть к немцам была исключительной; она
уравновешивалась только той, что внушали ей наши министры. Я не знаю, чьей
смерти она жаждала больше - Гинденбурга или Клемансо.
Мой отъезд из Парижа был на некоторое время отложен - я получил
горестно потрясшее меня известие и был неспособен отправиться в путь. Я
узнал о смерти Робера де Сен-Лу - его убили через два дня после возвращения
на фронт, когда он прикрывал отступление своих солдат. Ненависти к
какому-либо народу у него вообще не было (что касается императора, то по
каким-то причинам личного свойства, возможно, совершенно вздорным, он
считал, что Вильгельм II пытался предотвратить войну, а не развязать). Да и
ко всему германскому: последнее, что я от него услышал шесть дней назад,
было началом песни Шумана, - он напел ее на лестнице по-немецки, и так
громко, что, испугавшись соседей, я попросил его замолчать. Он был прекрасно
воспитан, и уже по привычке избегал всякой хвалы, брани, фразы, а перед
лицом врага, как и в момент мобилизации, он не пытался спасти жизнь, - из-за
того же своего обыкновения стушевываться перед другими, просматривавшегося
во всех его манерах, - например, он сам закрывал дверцу фиакра, сняв шляпу,