"Борис Пшеничный. Капсула (Сб. "Вывих времени", Фант. рассказ)" - читать интересную книгу автора

костер шли. Во все времена и поныне. Миром правит Молох познания. Какие бы
беды ни грозили, - не удержать, не отвратить. Если человечество когда и
погибнет, то только из-за своего любопытства.
Он говорил отрывистыми, сжатыми фразами, словно диктовал стенографистке
тезисы доклада или статьи, нисколько не заботясь о собеседнике: дойдет до
него - хорошо, а нет - разжевывать необязательно. Лишь бы выговориться,
выпустить из себя пар.
- Знаете, в чем первородный грех Адама и Евы? В том самом любопытстве.
Вкусили плод от древа познания. Боженька строжайше запретил, а они
ослушались, вкусили. Под страхом смерти. Да иначе и быть не могло. Жажда
знаний сильнее инстинкта самосохранения. В этом - исконная тайна
человеческого рода, его изначальная суть. Выше и нет ничего. Не верьте,
будто наука служит человеку. Все наоборот: человек служит науке, он ее
извечный раб. Мы познаем не ради жизни, а живем ради познания. Улавливаете
разницу? Человечество само себе уготовило тотальную ловушку. Без всякой
защиты. Достаточно одного случайного шага, неосторожного движения - и
ловушка захлопнется. Может, эта капсула - как раз такой случай. Вы
абсолютно правы: не знаем, а лезем. Но изменить ничего нельзя, людей не
переделать. Мы все от Адама и Евы, дети первородного греха. Потому и лезем,
что не знаем. Лезем, чтобы узнать.
Забыв о хлысте, профессор снова перебежал на правую сторону. Отсюда ему
лучше было видно лицо Карпова, освещенное косым вечерним светом. Лицо
ничего не выражало. Застыло, одеревенело.
- Что вы смотрите на меня филином? - спросил он, встретив слепой взгляд
майора.
- И много вас там, - Карпов ткнул прутом в пространство над головой, -
таких умных? Или вы один додумались?
- Какая разница - много, мало! Я мог бы всего этого и не говорить. Вы
сами начали: наложить бы, мол, карантин, никого не подпускать, забыть. Вот
я и пытаюсь вам объяснить: никакой карантин не поможет.
- А вдруг она и в самом деле... - Майор не стал продолжать. Разговор
заходил на второй круг, как в сказке про белого бычка. Какой смысл толочь в
ступе воду?
Они удалялись от лагеря в сторону капсулы. Узнав тропу, Покровский
решил было, что Карпов ведет его к злополучному окопу. От одной этой мысли
зябко поежился. Впрочем, может, действительно похолодало. Дело к ночи, роса
выпала.
Поднявшись на плоский холм, остановились. Майор перестал хлестать себя
прутом, застыл, заложив руки за спину. Покровский насторожился.
- Мы чего-то ждем?
- Не замечаете?
Покровский огляделся. Стемнело уже, окрестности едва просматривались, и
хоть бы что-нибудь примечательного.
- Небо, - подсказал Карпов. - Как вам нравится небо?
И что в нем особенного? Небо как небо, каким ему и положено быть
поздним летним вечером при ясной погоде. Чуточку, может, светлей, так это
понятно: солнце закатилось совсем недавно, недалеко ушло. А где,
собственно, оно заходило? Покровский не сразу определил закатную сторону.
Что за наваждение! Противоположные края небосклона были освещены почти
одинаково.