"Тимур Исхакович Пулатов. Черепаха Тарази " - читать интересную книгу автора

неожиданности, когда увидел рядом с собой черепаху, нечаянно задевшую его
неуклюжей лапой.
Черепаха тут же виновато зарылась мордой в песок, хотя и дрожала вся
от страха, - видно, приползла к хозяину искать защиты.
"Да, необычная это черепаха! - еще раз заключил Тарази. - Из породы,
что не душит змей, не глотает крыс, питается лишь травой и листьями, и сам
вид крови приводит ее в ужас".
Но ведь все животные, как бы они ни выглядели и где бы ни жили,
отличаясь друг от друга повадками, все равно жертву выбирают по одному
правилу. Крокодилы, ящеры, вараны, которых описал Тарази, кровожадны. И
среди черепах не встречал он травоядных, точнее, полностью травоядных. А
эта, что притаилась у ног Тарази, все время вытягивает шею, бросая пугливые
взгляды в сторону варана, и как бы просит хозяина извинить ее за трусость.
И не только страх уловил Тарази в ее глазах, но и презрение, будто желала
показать она, что осуждает дикие повадки песчаного крокодила.
- Да ты, братец, святой! - шутливым тоном сказал Тарази и хлопнул
черепаху по панцирю. Затем нащупал в темноте ее лапу, чтобы сосчитать
наросты и узнать по их кольцам, сколько же пленнице лет.
Перламутровые кольца, толстые на самом верху и все уменьшающиеся
книзу, прощупывались легко - черепаха терпеливо ждала, вытянув лапу.
Тарази насчитал семь колец, шесть замкнутых, полных, а седьмое только
еще округлялось и было мягким на ощупь, без перламутровой чешуи, - словом,
черепахе было неполных двадцать семь лет.
"Господин В расцвете сил", - ухмыльнулся Тарази и пожалел, что не
очень-то удачный панциронос попался ему. Хотя черепаха не прожила и трети
положенного ей срока, но была уже с устоявшимися привычками, своим, пусть
малым, звериным разумением, а это, как известно, сильно затрудняло будущие
опыты.
Зато выигрывала она в другом - была хитра, склонна к лести и
заигрыванию, да еще травоядной, способная возбудить фантазию любого
тестудо-лога.
Укладываясь спать, наш путешественник заметил, что и варан уже
справился с пищей и ходил теперь, обнюхивая место пиршества, и разгребал
хвостом песок, чтобы замести следы...


VIII

Ночь в пустыне внезапна, словно выходит она из зарослей, день же,
напротив, долго не решается спуститься с верхушки барханов, потягивается,
шурша в песке, вздыхает порывами ветра, отряхивается, перекатывая полынь,
затем долго облизывает темную росу, перебегая от куста к кусту, прячась там
и корча разные презабавные рожи.
День возвращается не спеша, чтобы хищники закончили свое пиршество.
Какой-нибудь ленивый варан, проглотив последний кусок, вылезает из
зарослей, зацепив хвостом куст, и видит Тарази - там, где открылось
пространство, озирается с тоской вокруг день.
Тени животных, что бродят, разыскивая свои норы, и оказываются ночными
сумерками, - стоит им спрятаться, как ночь тут же сменяется днем.
Давно уже заметил наш путешественник, что, не будь этих теней, в