"Тимур Исхакович Пулатов. Плавающая Евразия " - читать интересную книгу автора

называлась Атеистической. Отцы Шахграда, горя желанием поскорее объявить о
полном вымирании всех пяти религий - в том числе и синтоистской, которую
исповедовало корейское население града, постановили хоронить вместе на
одном кладбище покойников разных национальностей, справедливо считая, что
усопший, уходя из бренного мира, вместе с социальными и половыми признаками
теряет и национальные.
Лицезрение одинокого старика, не успевшего увидеть сына и
похороненного на жалкие деньги, собранные соседями, неожиданно всколыхнуло
душу Давлятова, и он даже слегка возвысился в собственных глазах, вспомнив
о своей участи мученика и гонимого. Да, нельзя объяснять его отъезд из
Москвы душевным спадом, желанием поломать все ветхое и сыплющее костяной
трухой, побегом от артистической особы, наконец; истинная причина
возвращения в Шахград - добровольное изгнанничество и желание пострадать за
растоптанное возвышенное, за цинизм и обман не только того, кому он больше
всего доверял и считал своим духовным наставником, - Шаршарова... но и
вообще, вообще ничего нельзя - нет веры, кругом застывшая смола материи, в
которой просвечиваются замурованные пузырьки духа. И только добровольное
мученичество способно спасти желающего спастись, думал Давлятов. И с первых
минут его возвращения в шахград-ский дом, на этой волне мученичества, он
спокойно выдержал укоризненные взгляды соседей, их молчаливое неодобрение.
Они почувствовали незримую черту, проведенную Давлятовым, как бы дающим им
понять, что их душевное никак не совпадает с его, что он носит в себе то,
что выше текущей жизни, в которой они живут с их желаниями, суетой и
упреками. Да, окружающим его не понять!
Таким непонятым его и оставили в покое, а это Давлятову и нужно было.
Но что-то неприятное о смерти отца доходит до него из разговоров тех, кто
жил в домах рядом, через стену. Будто бы все по-другому было. Будто бы не
лежал он долго тяжело больной, как думал сын в Москве, а скончался от
сильного испуга... то ли ограбить хотели дом ночью, то ли письмо он
какое-то получил с требованием принести и положить в указанное место
пятьдесят тысяч из награбленных им денег в бытность заведующим лесоскладом
- все до того скучное и банальное, что тут же забывалось Давлятовым.
Единственное, что привлекло его внимание среди этих слухов, да и то своей
символикой, - слух о том, что дом ночью неожиданно тряхнуло, спящего отца
сбросило с кровати, и он, перепуганный до смерти, еще ничего не понимающий,
пополз через весь двор на улицу и только здесь очнулся и закричал:
"Землетрясение!" И всматривался в темноту, и вслушивался, удивляясь тишине,
- ни один человек не выбежал, ни одна собака не взвыла. Неужели почудилось?
Тогда как же он оказался сброшенным с кровати на пол? Ведь пронизывающе
ощутил он каждой своей клеткой толчок, хотя и спал, он, за всю свою долгую
жизнь переживший, наверное, более сотни землетрясений здесь, в Шахграде, -
от четырех сильных, разрушительных, повторяющихся каждые пятнадцать -
двадцать лет, до десятка средних и мелких, случающихся почти каждый год, -
трех-, четырех-, пятибалльных. Он не только ощущал даже самое легкое
колебание земли, но особым внутренним чутьем уже и предугадывал время
очередного землетрясения с точностью плюс-минус неделя. И не только Ахмет
Давлятов, а почти все шахградцы обладали такой интуицией, - ведь не зря
весь прошлый год ездили сюда японцы, привозя с собой каждый раз все более
чуткую, тонкую технику и измеряя выборочно все параметры шахградцев -
начиная от пульса и кровяного давления, кончая объемным просвечиванием