"А.С.Пушкин. История села Горюхино. (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

деньги и что не имел я случая приобрести сам собою то, что было раз
упущено, до шестнадцати лет играя с дворовыми мальчишками, а потом переходя
из губернии в губернию, из квартиры на квартиру, провождая время с жидами
да с маркитантами, играя на ободранных биллиардах и маршируя в грязи.
К тому же быть сочинителем казалось мне так мудрено, так недосягаемо нам
непосвященным, что мысль взяться за перо сначала испугала меня. Смел ли я
надеяться попасть когда-нибудь в число писателей, когда уже пламенное
желание мое встретиться в с одним из них никогда не было исполнено? Но это
напоминает мне случай, который намерен я рассказать в доказательство
всегдашней страсти моей к отечественной словесности.
В 1820 году еще юнкером случилось мне быть по казенной надобности в
Петербурге. Я прожил в нем неделю и, несмотря на то, что не было там у меня
ни одного знакомого человека, провел время чрезвычайно весело: каждый день
тихонько ходил я в театр, в галлерею 4-го яруса. Всех актеров узнал по
имени и страстно влюбился в **, игравшую с большим искусством в одно
воскресенье роль Амалии в драме Ненависть к людям и раскаяние. Утром
возвращаясь из Главного Штаба заходил я обыкновенно в низенькую конфетную
лавку, и за чашкой шоколаду читал литературные журналы. Однажды сидел я
углубленный в критическую статью Благонамеренного; некто в гороховой шинеле
ко мне подошел и из-под моей книжки тихонько потянул листок Гамбургской
Газеты. Я так был занят, что не поднял и глаз. Незнакомый спросил себе
бифштексу и сел передо мною; я все читал не обращая на него внимания; он
между тем позавтракал, сердито побранил мальчика за неисправность, выпил
полбутылки вина и вышел. - Двое молодых людей тут же завтракали. "Знаешь
ли, кто это был? - сказал один другому: - "Это Б., сочинитель". Сочинитель,
воскликнул я невольно, - и оставя журнал недочитанным и чашку недопитою,
побежал расплачиваться, и не дождавшися сдачи, выбежал на улицу. Смотря во
все стороны, увидел я издали гороховую шинель и пустился за нею по
Невск.ому проспекту - только что не бегом. Сделав несколько шагов, чувствую
вдруг, что меня останавливают - оглядываюсь, гв.ардейский офицер заметил
мне, что-де мне следовало б не толкнуть его с тротуара, но скорее
остановиться и вытянуться. После сего выговора я стал осторожнее; на беду
мою поминутно встречались мне офицеры, я поминутно останавливался, а
сочинитель все уходил от меня вперед. Отроду моя солдатская шинель не была
мне столь тягостною - от роду эполеты не казались мне столь завидными;
наконец у самого Аничкина моста догнал я гороховую шинель. "Позвольте
спросить,- сказал я приставя ко лбу руку, - вы г. Б., коего прекрасные
статьи имел я счастие читать в Соревнователе Просвещения?"
- Никак нет-с, - отвечал он мне, - я не сочинитель, а стряпчий; но ** мне
очень знаком; четверть часа тому я встретил его у Полицейского мосту. -
Таким образом уважение мое к русской литературе стоило мне 30 копеек
потерянной сдачи, выговора по службе и чуть-чуть не ареста - а все даром.
Не смотря на все возражения моего рассудка, дерзкая мысль сделаться
писателем поминутно приходила мне в голову. Наконец не будучи более в
состоянии противиться влечению природы, я сшил себе толстую тетрадь с
твердым намерением наполнить ее чем бы то ни было. Все роды поэзии (ибо о
смиренной прозе я еще и не помышлял) были мною разобраны, оценены, и я
непременно решился на эпическую поэму, почерпнутую из Отечественной
Истории. Не долго искал я себе героя. Я выбрал Рюрика - и принялся за
работу.