"А.С. Пушкин. Переводы к переписке 1825-1837 (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

и недостаточно безумен, чтобы говорить их женщине, и еще менее - чтобы ими
хвалиться. Теперь, милостивый государь, я вас [и так как я вас...] ждал в
течение всего февраля месяца, и так как служба моя не позволяет мне
оставаться в Твери долее, я выеду в различные места назначения. Когда вам
будет угодно вновь потребовать от меня удовлетворения, вы найдете меня
всегда готовым принять ваш вызов. Прошу вас не отказать дать мне ответ и
сказать мне решительно, продолжаете ли вы настаивать на серьезной дуэли, так
как я другой не признаю, или же - не предпочтете ли вы, забыв сплетни,
которые поставили ее между нами, избавить нас обоих от нелепого положения
и беспричинного несчастья.



(80) в 9 часов. Соболевский.



(81) и проч.



(82) Господину Пушкину, непременному секретарю Аполлона, в Департаменте
Севера.

Милостивый государь,
Полный стыда и раскаяния прихожу я к подножию Парнаса - принести
повинную в том, что изуродовал вашу прекрасную оду <На выздоровление
Лукулла>, пытаясь подражать ей или, скорее, ее собезьянничать французскими
стихами; кроме того, чтобы придать некоторую ценность моему переводу, я
поднес ее красноречивому переводчику "Распри славян" <"Клеветникам
России"> - моему благосклонному начальнику, г-ну Уварову, министру
народного просвещения, дабы он мог опубликовать ее от своего имени,
подобно тому, как он уже публиковал многие труды, - между прочим, и ученые
комментарии профессора Грефа к древним классикам; <я был> убежден в том,
что если его превосходительство удостоить оказать ту же честь моему опыту, я
вскоре несмотря на мое невежество и мое помешательство, законным порядком
установленные по его приказаниям, буду академиком, членом
государственного совета, кавалером с орденской лентой и проч., и проч., и
проч., ибо его прихоти ныне достаточно для назначения и смещения
академиков, профессоров, заслуженных людей и т. п., но, увы, вскоре мои
воздушные замки рассеялись как дым, - мой меценат до сих пор даже не
удостоил почтить меня одним единственным ответом, хотя мое посвятительное
послание было пятым письмом, мною ему адресованным: таким образом, я,
повидимому, обречен до конца моих дней носить скромное звание
действительного профессора Казанского университета.
Вы видите, милостивый государь, что, переводя вашу оду, я не стремился к
другой цели, как только к славе моего знаменитого начальника (который уже
давно летит за венцом... бессмертия) и к собственному моему преуспеянию на
стезе науки и почестей; и так, смею надеяться, что, приняв во внимание эти
побуждения, вы не откажете мне в прошении, о котором я молю.