"Иозеф Пушкаш. Свалка " - читать интересную книгу автора

Издалека, точно из ночного кошмара, донеслось:
- Это мальчик!
Анжело вскочил, в нем вспыхнула было воля к отпору, но тут же погасла:
перед ним в тусклом свете коптилки, словно изваяния, стояли старики во
фраках. Один из них шагнул вперед, простер костлявую руку и величественно
начал:
- Ты родился нежеланным, заранее оплаканным. Родился в мире, напрочь
лишенном человечности, а потому мы не можем быть с тобой человечными. Наша
обязанность - погасить жизнь, и так обреченную на гибель. Люди перестали
рождаться, они лишь умирают. Жизнь исчезает с нашей суровой земли. Кончаются
продукты, все меньше пригодного для жизни воздуха, сушу покрывают
порожденные цивилизацией свалки, дело рук человеческих; леса и горы
превратились в лишенные зеленого ростка пустыни; моря и океаны - в вонючие
лужи, полные микробов и ядовитых химикалий. Мир стал Свалкой. Нас все
меньше, и живется нам все тяжелее. Сохранить жизнь нет никакой возможности,
ничто не отодвинет конца. Потому мы и пришли сюда. Уже много лет мы не
позволяем новорожденным оставаться в живых. Нельзя сказать, будто мы
бесчеловечны - это всего лишь единственный достойный человека выход,
наиболее милосердный. Прости нас, обреченных доживать свою бесполезную жизнь
в этом суровом мире. Господь, да пребудет с тобою, дитя.
Он замолчал и отступил назад. Низкорослый протянул руки к ребенку,
ждал, когда мать сама распеленает и подаст его. Лючия, прижимая к груди
попискивающий комок тряпок, отшатнулась к стене. В ее глазах был ужас,
словно к ней протянулись ядовитые щупальца. Умоляющим жестом она указала в
угол. Безнадежно уронивший руки Анжело проследил за ее взглядом и увидел там
пузатую бутыль, стоявшую на ломаном столике, словно редкостная ваза. В нем
словно ожило что-то; он метнулся туда, схватил бутыль и вложил ее в
вытянутые руки старца. Недоумение исчезло с лиц стариков, поклоном они
поблагодарили Анжело, не веря глазам своим, разглядывали запечатанное
горлышко бутыли. Они пили, смакуя, чем большей жадностью разгорались их
взгляды, бросаемые украдкой на убывающий драгоценный коньяк, тем сильнее
колотилось у Анжело сердце. Старики разговорились, их голоса полны были
сердечного участия. Они угостили и Анжело - он выпил; предложили и
скорчившейся на кровати Лючии - она отказалась и, словно вспомнив вдруг о
своих обязанностях хозяйки дома, горячо принялась уговаривать их, чтобы
пили, сколько душа желает. Старики были непривычны к коньяку, особенно после
выпитого на улице спирта, так что вскоре они бессмысленно бродили по
берлоге, хватались за стены, искали местечка, где могли бы сохранить
равновесие. Произносивший речь присел на постель к Лючии, гладил ее по
волосам и что-то тихонько нашептывал. Другой оперся о столик, закрыл руками
лицо и раскачивался. Седая борода его тряслась. Алкоголь подействовал и на
Анжело, но иначе - лишь обострил его чувства, восприятие окружающего.
Низенький старик, явно исполнитель приговоров, подступил к нему, положил на
плечо сморщенную руку и стал жаловаться, что из него сделали палача, что
когда-то он всего лишь заботился, чтобы семейные пары и юноши с девушками
были обеспечены противозачаточными пилюлями, но потом пилюли вышли,
невозможно стало помешать рождению детей, и ему пришлось делать
новорожденным инъекции яда, а когда кончился и яд, пришлось применять вовсе
уж драконовские методы, и он превратился в законченного палача. Вдобавок
молодые, как нарочно, пренебрегали всякими предосторожностями, и детей