"Вольфганг Ганс Путлиц. По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата) " - читать интересную книгу автора

зверским способом. Причем все это, мол, происходило с незнакомыми офицерами,
все эти события относились к другим воинским частям. Всем этим историям
безоговорочно верили; офицеры произносили страшные клятвы мести. Я был самым
молодым в этой компании, и меня они никогда еще не принимали всерьез.
Поэтому я мог позволить себе высказать некоторые сомнения. С этого вечера в
кругах гвардейской кавалерийской дивизии за мной прочно укрепилась кличка
"красный Путленок".

Патриархальный помещик

Домой, в Лааске, я прибыл своевременно, к рождеству. Впервые за два
года вся наша семья вновь собралась в большом зале вокруг рождественской
елки, на которой горели свечи. Пламя отражалось тысячами огней в хрустальных
стеклах широкой двери, которая вела в зимний сад. Здесь, как всегда,
зеленели темные плотные заросли пальм и тропических растений. В огромных
зеркалах стиля ампир, висящих между тремя окнами, которые вели на террасу, я
вновь видел знакомые портреты своих предков. Они глядели с противоположной
стены из овальных золоченых рам, одетые в свои старомодные костюмы, в
чепцах, жабо или в форме наполеоновских времен. [27] Из полутемной
музыкальной комнаты, расположенной рядом, раздавались нежные звуки пианино.
Это играла мать. То были свойственные только ей звуки, которые, как я помню
с детства, всегда заполняли помещения нашего замка в Лааске.
Тяжелым сном казались переживания последних дней. Были забыты годы,
которые я провел в грязи волынских болот, выветрились из памяти
отвратительные сцены, которые мне пришлось видеть во время боев в Финляндии.
Я вновь оказался в мирной обстановке прекрасного родного дома.
Как обычно, перед ужином в большом зале над холлом состоялось вручение
подарков детям батраков, и, как прежде, сюда собралась почти вся деревня.
Люди восторженно встречали друг друга, пожимали руки, а кое-кто даже
всплакнул.
- Ну и выросли же вы, - сказал мне старый Рикель Грагерт, у которого во
всей верхней челюсти осталось только два зуба. - Зато теперь вы будете опять
дома и поможете родителям.
- Посмотрим, посмотрим, - уклончиво ответил я. Действительно, вырос я
здорово. В этом отношении Рикель был, безусловно, прав. Мои старые костюмы
жали мне повсюду. Однако оставаться теперь дома и, может быть, играть при
отце роль управляющего - этого я не мог и не хотел обещать доброму старику.
На время, однако, я мог забыть об этой щекотливой теме, так как
праздничные дни протекали в совершенно спокойной обстановке. Никто из нас не
говорил о сельском хозяйстве, выборе профессии и даже о революции. Но затем
наступили будни. Во время поездок по зимним полям или обходов теплых
коровников отец все чаще и чаще начал задавать мне каверзные вопросы. Он не
стеснялся даже бросать мне упреки:
- Ты сейчас едва ли в состоянии отличить корову от быка.
Отец выдумал своеобразную связь между сельским хозяйством и революцией:
- Эти революции происходят только потому, что господа желают играть в
офицериков или носятся еще с какими-то легкомысленными идеями, а о сельском
хозяйстве не имеют никакого понятия. Они не заботятся о своих владениях и
все поручают управляющим. Не удивительно, что среди рабочих сеют смуту. [28]
Отец был очень дельным сельским хозяином. Будь то зимой или летом, он