"В.Редер. Пещера Лейхтвейса, том 3 " - читать интересную книгу автора

Ужели и Гунда не могла ужиться в чужой для нее атмосфере? Тоска по
родине согнала живые краски с ее личика.
"Но нет, это невозможно, - думал Зонненкамп. - Мое персидское растение
завяло от недостатка солнца, но солнце Гунды, любовь ее мужа, при ней, и
она, конечно, может сильней согреть и оживить ее, чем любовь отца. Мое
сравнение с цветком не имеет смысла".
Негоциант быстро остановил экипаж, открыл дверцу и со свойственной ему
ловкостью выпрыгнул из него. В следующее мгновение он уже обнимал свое
дорогое дитя. Гунда, рыдая, прижималась к его груди. Да, она рыдала, слезы
неудержимо бежали из ее глаз, и Зонненкамп не был бы таким глубоким знатоком
человеческого сердца, если бы сразу не понял, что это не проявление радости
при свидании с ним. Он чувствовал, что эти слезы вырвались из глубины души,
долго скрывавшей затаенную скорбь, которая теперь неудержимо прорывалась
наружу.
- Дай мне руку, папа, - сказала Гунда. - Я вышла к тебе навстречу. Мне
нужно поговорить с тобой прежде, чем ты войдешь в дом. Мне нужно многое
рассказать тебе. Пройдем в рощу, чтоб нас не заметили из замка.
Зонненкамп предложил руку дочери, и она доверчиво оперлась на нее, как
в былое время, когда он навещал ее в Блудберге, и оба быстро скрылись в тени
громадных деревьев сосновой рощи.
- Теперь, дитя мое, расскажи мне все, что у тебя на душе, - заговорил
Зонненкамп после довольно продолжительного молчания. - Объясни мне твои
печальные письма, в которых было так много недосказанного. Они сильно
напугали меня. Прежде всего - здорова ли ты? Ты очень бледна и производишь
впечатление совсем больной.
- Я здорова, - ответила Гунда, - по крайней мере, физически, хотя душа
моя...
Она умолкла, и слезы снова неудержимо хлынули у нее из глаз.
- А твой муж? Как здоровье Курта? Надеюсь, он также чувствует себя
хорошо, хотя, признаться, сомневаюсь в этом, потому что чем же иначе
объяснить твое горе?
- Нет, папа, Курт - воплощение здоровья, ты его сейчас увидишь... но...
ах как мне тяжело признаться тебе... как мне жаль огорчать тебя моими
печалями и заботами... но ты единственный, мой единственный Друг...
- Ты забываешь своего мужа, милая Гунда. Раз ты его жена, он имеет
полное право быть твоим первым другом, и даже я, твой отец, должен
отодвинуться на второй план.
Гунда молча взглянула на него. В роще было тихо; только на вершине
сосны, под которой они стояли, неугомонный дятел долбил дерево, постукивая
клювом. Взгляд Гунды остановился на отце с каким-то странным выражением.
- Мой муж, - заговорила она, дрожащим от слез голосом, - потерял право
называться моим другом, - ах, папочка, я жестоко обманута... обманута тем,
которому верила больше всего на свете.
Зонненкамп был поражен. При этих словах дочери он побледнел.
- О ком ты говоришь?.. О ком, Гунда?.. Боже, неужели о Курте?
- Да, о нем, - ответила молодая женщина упавшим голосом. - Слишком
скоро прошел милый сон моей любви. Слишком скоро я очнулась от него. Судьба
грубой рукой разбудила меня, отняв то, что нельзя больше вернуть; случилось
то, чего я никак не могла ожидать: я потеряла любовь моего мужа.
Глубокая, торжественная тишина воцарилась в сосновой роще. Даже дятел