"В.Редер. Пещера Лейхтвейса, том 3 " - читать интересную книгу автора

на сосне умолк. Слышались только тяжелое дыхание, волновавшее грудь
Зонненкампа, и тихие рыдания его дочери.
- Так ты думаешь, что Курт тебе изменил? - заговорил наконец
Зонненкамп. - Ты думаешь, что его любовь к тебе могла так скоро охладеть?
Дитя мое, предупреждаю тебя: не поддавайся чувству ревности, в котором ты
впоследствии, может быть, глубоко раскаешься. Молодые женщины бывают часто
склонны к недоверчивости и подозрительности, потому что их горячо любящее
сердце постоянно опасается лишиться предмета своей любви.
Но Гунда грустно покачала головой.
- Не обольщай меня несбыточной надеждой, отец. Здесь дело идет не о
мелком чувстве зависти или ревности. Я долго наблюдала и обдумывала, прежде
чем решилась послать тебе письмо и призвать тебя на помощь. Неужели ты
думаешь, папа, что мне было легко, при моей безграничной любви к Курту,
убедиться, что он больше не любит меня, что он изменил священному обету,
данному мне перед алтарем, что он любит другую...
- А, значит, тут замешалась другая, - прервал Зонненкамп. - Кто же она?
Кто эта бессердечная женщина, вставшая между тобой и твоим мужем?
- Я не знаю, кто она! - воскликнула Гунда. - Когда я видела ее, лицо ее
было покрыто густой вуалью. Отец, отец, если бы ты только знал, какие
невыразимые муки я пережила за последнее время между надеждой и сомнением,
со смертельным страхом в душе, но со спокойным и веселым выражением лица,
какое я считаю долгом показывать Курту. Эта борьба истощила мои силы. Я
чувствую, что необходимо положить конец всем этим волнениям, иначе я не
переживу их.
- Это будет сделано, дитя мое, - ответил Зонненкамп, - но теперь
расскажи мне, ясно и насколько можешь спокойно, как все это произошло?
С этими словами Зонненкамп взял дочь под руку и углубился с нею в рощу.
Тихо ступая вместе с дочерью по зеленому ковру, усыпанному сосновыми иглами,
окруженный печальной, увядающей осенней природой, Зонненкамп выслушал
следующий рассказ Гунды.
- Ты знаешь, папа, что другого более внимательного и нежного супруга,
чем Курт, каким он был в первые дни нашего супружества, трудно найти. Мне
стоило взглянуть ему в глаза, чтобы понять всю силу любви, какою пылало его
сердце ко мне. Я чувствовала ее в каждом пожатии его руки, она звучала в
каждом его слове, вливалась в меня с каждым его поцелуем и давала отзвук
тому глубокому чувству, которое я сама питала к нему. Первое время, по
приезде в имение, все шло прекрасно, моему мужу доставляло, по-видимому,
высокое наслаждение знакомить меня со своими владениями. Мы бродили с ним
рука об руку по саду и парку, по бесчисленным покоям старого замка, гуляли
по берегу озера, в той его части, которая относится к его владениям, между
колыхающимися нивами и темно-зелеными картофельными полями. Даже унылые,
однообразные пустоши, в которых нет недостатка в любом имении, даже они
казались нам прекрасными, только потому, что они были наши... Курт посвящал
мне каждое свободное мгновение, и всюду, куда бы я ни взглянула, я видела
себя окруженной друзьями и доброжелателями. Деревенские жители, относившиеся
сперва ко мне с заметной сдержанностью, которой я не могла объяснить себе,
вскоре изменили свое мнение. После того как я приняла бедных деревни и
посетила больных, когда крестьяне убедились, что я так же скромно, как они,
хожу каждое воскресенье в церковь пешком и избегаю всякого блеска, - тогда
сердца этих честных людей открылись для меня и я по некоторым признакам