"В.Редер. Пещера Лейхтвейса, том 3 " - читать интересную книгу автора

королевский экипаж остановился; лакей бросился к любовнице моего мужа и
почтительно снял перед ней шляпу. Ответив на его поклон гордым кивком
головы, она села в экипаж. Моментально экипаж, лошади, кучер, лакей и
ненавистная женщина исчезли, как волшебный сон. Теперь, по крайней мере, я
знала, что моя соперница принадлежала к высшему кругу, к тому же обществу, к
которому принадлежала и я сама. Это открытие было для меня некоторым
утешением. Я, по крайней мере, убедилась, что Курт увлекся не какой-нибудь
простой обыкновенной хорошенькой девушкой...
Но Зонненкамп грустно покачал головой.
- Тем хуже для тебя, мой друг, если твой муж сошелся с женщиной нашего
круга. Если бы он соблазнил какую-нибудь мещаночку, от нее можно было бы
отделаться деньгами или, если в ней еще сохранилась хоть искра человеческого
чувства, то можно было бы обратиться к ее состраданию, доказать ей, что
своей связью она разрушает счастье, убивает другую женщину, ни в чем не
повинную. Но если твоя соперница принадлежит к нашему кругу, как ты в этом
убедилась, то эти женщины, дитя мое, вдвое опаснее. Это - сирены, которые
опутывают обезумевших мужчин своими соблазнами. Раз захватив человека, они
уже не дают ему покоя, не выпускают своей жертвы из когтей до тех пор, пока
телесно, душевно и, большею частью, материально не разорят ее окончательно.
Ну, кончай, дорогая Гунда. Что ты сделала после того, как Господь в своем
неистощимом милосердии удержал тебя от преступления и ты увидела, как твоя
соперница уехала в своем роскошном экипаже?
- Я сначала бросилась на землю и тут же в золоте ржи выплакала все
слезы моей души. Потом я встала, вернулась пешком в Берлин и тотчас же
поехала домой. Кучеру я приказала гнать лошадей, так как хотела вернуться
домой раньше Курта. Я не хотела, чтоб он узнал о моих приключениях, не
хотела осыпать его упреками, как это, может быть, сделала бы другая на моем
месте. Вообще я не хотела ничего предпринимать, не выслушав твоего совета.
- Это очень хорошо и благоразумно, дитя мое.
- Поэтому я просила кучера, который, как вся наша прислуга, любил и
уважал меня, - не проронить ни слова о моей поездке. Я ему объяснила, что
ездила в столицу купить мужу подарок к именинам. Добряк поверил мне на
слово. А несколько монет, которые я дала ему при возвращении, еще лучше
подкупили его молчание: по крайней мере, до сих пор он никому ничего не
говорил об этой поездке. Я вернулась в замок на полдня раньше Курта, он,
вероятно, останавливался в Бранденбурге или Ратенау.
- А как отнесся к тебе твой муж по возвращении? - спросил Зонненкамп. -
Выражал ли он тебе любовь? Старался ли ласками усыпить твои подозрения?
- Нет, отец, этого я не могу сказать. Курт не лицемер. Он легкомыслен,
но низости в его характере нет. Я заметила, что после этой несчастной
поездки он стал очень грустен, хотя и старался скрыть это, ссылаясь на
нездоровье. Его глаза избегали моего взгляда. Но, когда он полагал, что за
ним не наблюдают, тогда я видела, как он сильно страдает. Бледный, с
поникшей головой, блуждающим взором, он производил впечатление человека,
измученного борьбой, с которой не в силах справиться. Сколько раз мне
хотелось броситься к ногам Курта, признаться, что я все знаю и все прощаю.
Просить его положиться на меня. Постараться кротостью, нежностью и любовью
вернуть его, но стоило мне только вспомнить, что я видела на шоссе перед
Берлином, как он нежно обнимал чужую для меня женщину, целовал ее, как
целует меня, и снова негодование железными тисками схватывало мое сердце.