"В.Редер. Пещера Лейхтвейса, том 3 " - читать интересную книгу автора

или совершенно испорченным. Зонненкампу показалось, что Гунда верно угадала
душевное состояние мужа: Курт был увлечен, ослеплен, прелести замечательно
красивой женщины довели его до высшей степени возбуждения, но в глубине души
он все еще любил свою молодую жену.
Несмотря, однако, на это, от Зонненкампа не могло укрыться, что Курт
стал совсем другим. Его свежий цвет лица пропал; глаза, так светло и ясно
смотревшие на Божий мир, приобрели какой-то лихорадочный блеск; вся
внешность молодого майора имела что-то неустойчивое, точно в нем боролись
два начала, доброе и злое, оспаривая его душу. Зонненкамп вздохнул с
облегчением. Если Курт еще любит Гунду, то все может поправиться. Тогда его
можно будет освободить от цепей, которыми его опутала великосветская сирена.
Франкфуртский негоциант решил зорко следить за Редвицем и прежде всего
постараться узнать имя женщины, причинившей такие страдания его дочери. Раз
он узнает, с кем имеет дело, то сумеет придумать и средство, и способ для
борьбы с ней.
С приездом Зонненкампа в замок жизнь в нем пошла иначе. Гунда стала
гораздо спокойнее, а со спокойствием к ней вернулись ее прежняя
приветливость и привлекательность. Курт, казалось, видел в отце своей жены
настоящего друга, с которым ему было приятно беседовать и советоваться.
Зонненкамп стал замечать в последние дни, что Курту часто как будто хотелось
открыться ему, повиниться во всем и просить его помочь вымолить прощение у
Гунды.
Но так уж созданы молодые люди. Когда сердце влечет их довериться
доброму другу, когда разум говорит им, что это единственное средство,
которое может вывести их из затруднений и заблуждений, иногда является то,
что люди называют стыдом; он замыкает уста кающегося и редко оставляет ему
силу победить себя.
Стыд? Только безумие может предпочесть влачить на себе тяжесть тайного
греха и все глубже погружаться в это вязкое болото, вместо того, чтобы
облегчить себя, доверившись преданному, любящему сердцу. Если это и стыд, то
это ложный стыд, который натворил на свете больше бед, чем яд и кинжал,
сгубив множество молодых жизней. Из-за этого ложного стыда люди все глубже и
глубже погружаются в порочную жизнь, пока не дойдут до окончательного
падения.
Этого стыда не избежал и Курт. Несмотря на все свои хорошие задатки, он
был человек крайне самолюбивый. Хотя он сознавал полезность откровенной
исповеди, но она стоила ему больших усилий и он не мог принудить себя к
этому. Хорошо, если бы нашелся человек, который сумел бы вовремя поддержать
его, облегчить ему признание, указать надежду на прощение и обновление.
Прошла почти неделя, как Зонненкамп жил у своих детей, но Курт еще ни
разу не пытался выехать из замка. По-видимому, он не получал и писем,
которые могли бы возбудить в нем желание вернуться к своим незаконным
наслаждениям.
Зонненкамп устроился так, что он как бы случайно, гуляя каждое утро,
первым встречал почту, приходившую из Ратенау. Он отбирал письма у
почтальона и сам нес их зятю. Ни одного раза ему не попалось письма,
написанного женской рукой. Напротив, Курт, который за последнее время очень
запустил управление своим громадным имением, теперь с жаром принялся за
дело. Имея при себе такого опытного советника, как Зонненкамп, он торопился
наверстать убытки, причиненные хозяйству его небрежностью.