"Борис Маркович Раевский. У нас на дворе (рассказы) " - читать интересную книгу автора

окошек, и ваш пенсионер прослезится от умиления. Ему же главное, чтоб на
весь свет возвестили: такой-то, имя, отчество, фамилия, сегодня справляет
свой юбилей. А "Окошко" - так, довесок...
Да, Грачев это и сам понимал. Можно, конечно, заменить стариковское
"Окошко" каким-нибудь другим. Слушатели и не заметят. Да и вообще формально
все правильно. Просил "Окошко" - получай "Окошко". А хотел другое - надо
было указать композитора и поэта.
И все-таки...
- А знаете, - сказал Грачев, - позвоним-ка Константину Филимоновичу!
Константин Филимонович - известный музыковед, славящийся своей
эрудицией, не раз выручал "радистов" в трудных случаях. Память у него была
прямо-таки устрашающая. Запоминал все - и притом накрепко. Даже телефонный
номер, однажды увиденный, навсегда застревал в его мозговых извилинах, как в
прочных сетях.
Грачев позвонил.
- "Знакомое окошко"? - переспросил Константин Филимонович. - Одну
секундочку, одну секундочку...
Он что-то бормотал, гудел себе под нос, и Грачев мысленно видел, как с
трубкой возле уха мечется этот пожилой профессор около аппарата, словно
цепью прикованный к нему длинным телефонным шнуром. Все знали: Константин
Филимонович ни минуты не мог стоять спокойно возле телефона.
- Вероятно, это "жестокий романс", столь модный в те времена, - наконец
сказал профессор. - Но не ручаюсь. Мало данных. Слишком мало...
Грачев вернулся к себе в отдел.
- Съезди-ка к старику, - посоветовала Валентина Ивановна. - Может, он
вспомнит мотив? Или слова? Ну, хоть частично. И вообще проверить не мешает.
Грачев обрадовался. Конечно, надо навестить старика. Разузнать
подробности о "Знакомом окошке". А заодно и проверить. А вдруг никакого
старика и золотой свадьбы и в природе нет?! А просто кто-то разыгрывает.
Объявим по радио: передаем "Знакомое окошко" по просьбе пенсионера
такого-то, а шутники будут со смеху покатываться: ловко, мол, обдурили
простаков!
Грачев поехал.
Автобус вывез его на окраину. Здесь совсем не по-городскому пахло талым
снегом, пряной мокрой корой деревьев, тем извечным запахом начинающейся
весны, который всегда так будоражит кровь и настойчиво напоминает: ты еще
молод, все еще впереди. Находясь целыми днями в шумном, суетливом Доме
радио, среди бесконечных заседаний, прослушиваний, разговоров, Грачев как-то
отвык от этих бодрящих весенних запахов, словно вовсе даже забыл, что они
существуют, и теперь прямо-таки хмелел от них.
Он долго стоял возле канавы, по которой мутная вода несла почерневшие
льдинки, щепки, какой-то мусор, потом неторопливо побрел по мощенной
булыжником улочке.
Оказалось, жили старики в двух смежных комнатушках в большой
коммунальной квартире.
Комнаты были полны птиц. Клетки стояли на полках, этажерке, на столах,
на шкафу. Клетки висели у окон, на стенах, под потолком. Отовсюду неслось
дзеньканье, цвиканье, щелканье, свист. Прыгали, порхали крохотные пестрые
комочки. Благодаря птицам приплюснутые комнатушки с дешевой невзрачной
мебелью казались словно просторнее, больше и выше.