"Борис Маркович Раевский. У нас на дворе (рассказы) " - читать интересную книгу автора

сердце у тебя. Наше дело - нести музыкальную культуру в массы, а не
заботиться о разных старичках. Так-то...
Старший редактор встал. Грачев понял: разговор окончен. Он ушел.
Было обидно. Обидно и глупо. Вообще-то пустяк. Ну, передадут "Окошко"
или нет - ничего не случится. И все-таки обидно. И за старичков. И за свой
труд напрасный.
"Дубина, - подумал он о Николае Гавриловиче. - Каменная дубина".
По редакторской привычке автоматически тут же поправил себя: "дубина" -
от слова "дуб", "каменная дубина" - нелепо.
"И все-таки именно дубина и именно каменная", - с удовольствием
мысленно повторил он.
Рассказал о своем разговоре с начальством Валентине Ивановне. Та только
рукой махнула:
- Не связывайся. Его не прошибешь. И не переделаешь.
"Да, не прошибешь", - думал Грачев.
Прошло несколько дней.
Загруженный работой, Грачев старался не вспоминать об "Окошке". И
все-таки нет-нет, а этот пустяк снова всплывал в сознании, и сразу же в душе
возникала досада.
"Чепуха, мелочь", - отмахивался Грачев, но неприятное ощущение не
проходило.
"Пойти к председателю радиокомитета? - Грачев усмехнулся. - Забавно я
буду выглядеть. С такой ерундой - к председателю. Да и почему, скажут, надо
удовлетворять именно эту заявку? Чем она лучше других? Нет, это глупо, -
думал Грачев. - С Николаем Гавриловичем я еще схлестнусь. Обязательно. Но
надо выбрать настоящий, серьезный повод. Подождем. А пока... Как быть со
старичками?"


* * *


Пичуги забились в дальние углы клеток и оттуда своими сверкающими
бусинками удивленно взирали на людей. Никогда еще не собиралось столько
народу в этих двух комнатушках. Мебель была вынесена в коридор и на кухню.
Остались только столы и за ними - человек сорок, не меньше.
Уже раскраснелись лица гостей, уже стоял бестолково-веселый гомон, уже
перебивали друг друга ораторы, желающие поздравить "жениха и невесту".
Старички сидели на самых видных местах, и когда подвыпившие гости кричали
"горько", Кондрат Максимович наклонялся к Полинушке, и та, чинно вытерев
губы платочком, поворачивалась к мужу.
- А помнишь, Кондрат?! - пронзительно кричал румяный однорукий
старичок. - Помнишь, как мы с тобой от Шкуро с моста сигали? В реку, с
моста? - Он мелко смеялся, и острый кадык у него дергался. - А помнишь, зато
сам Шкуро потом без порток от нас драпал?! - старичок победно размахивал
вилкой.
Захмелевший юбиляр улыбался и кивал.
Возле него сидели два сына с невестками и три дочки с зятьями. Все
вместе они выглядели очень внушительно.
Радио было выключено Кондрат Максимович изредка случайно натыкался