"Николай Раевский. Дневник галлиполийца" - читать интересную книгу автора

время себя не держал. Вчера он собственноручно избил офицеров{25},
пытавшихся перебежать к Кемаль-паше, и сорвал с них погоны. В Императорской
армии за преступления расстреливали, но случая избиения офицеров, кажется,
не было. Вообще нравы Добровольческой армии - это громадный шаг назад по
сравнению с прошлым. Случалось, что начальники дивизий собственноручно
расстреливали пленных, полковник Г. избивал женщин - словом, все, казалось,
только и делали, что старались подорвать доверие и уважение к армии и
погасить тот порыв, который действительно мог донести нас до Москвы.
Младшие не уступали старшим и вели себя порой как самые посредственные
комиссары. Как-никак, вообще говоря, артиллерийские офицеры очень культурный
элемент Армии. Между тем вчера я до позднего вечера слушал, как,
захлебываясь от смеха, вспоминали о таких эпизодах, о которых, самое
меньшее, надо тщательно молчать. В особенности мне понравилось, как мичман
N-й батареи, забравшись в гостиницу, занятую каким-то санитарным отрядом,
кричал сестрам: "Молчать, а то я вас перепорю"...
12 декабря.
С утра строили новый (третий) барак. Когда он будет готов, палатки
сильно разрядятся и можно будет ворочаться ночью, не толкая соседей. У меня
сейчас самый острый вопрос - это разорванный ботинок. Мои приятели-офицеры
смотрят косо на то, что я не участвую в общих работах, но ходить почти
босиком по густой, холодной грязи тоже невозможно. Пытался заработать
несколько лир, предложив давать уроки французского языка турецкому офицеру
запаса, но он, как на грех, переехал из своей лавки на хутор в город.
Вероятно, мне придется преподавать все тот же французский в лагерной школе,
которую предполагается открыть.
13 декабря.
Холодно, голодно и скучно. Больше нечего отметить. Жизнь становится
совсем серенькой.
14 декабря.
Левый ботинок развалился окончательно. Не было денег вовремя его
поправить. Теперь во время работ (пр. " 5) сижу в палатке в качестве
бессапожного. Это пока, надо сознаться, имеет свою хорошую сторону, но потом
будет скучно, если ботинок так или иначе не дадут.
15 декабря.
Сегодня утром отправился в город в надежде раздобыть лиру на починку
ботинок либо у полковника А. в Артиллерийской школе, либо у кого-нибудь из
знакомых юнкеров-сергиевцев. Милый штабс-капитан П. одолжил мне для этого
путешествия свои. Город приобрел совсем полурусский вид. Много юнкерских
караулов, не за страх, а за совесть мешающих продавать обмундирование.
Некоторые части размещены по квартирам - видимо, французы стали лучше к нам
относиться, убедившись, что мы ведем себя вполне прилично. Переговорил с
effendi Zade Suraja - очень культурным турецким офицером запаса. Он хорошо
говорит по-английски. Уроков моих ему, к сожалению, не понадобилось. Вообще,
день прошел неудачно. А. не повидал, до Сергиевского училища не дошел.
Неизвестно почему началась рвота, и пришлось идти обратно. Еле дотащился до
лагеря.
У французского коменданта идет запись (кажется, нелегальная) в "Legion
Etrang'ere". Условия каторжные. Может выйти так, что и я в конце концов
попаду туда, но пока что идти добровольно на эту каторгу совсем не хочется.
Записывается много - все либо немолодые офицеры, окончательно потерявшие