"Богомил Райнов. Инспектор и ночь" - читать интересную книгу автора

того, как он полностью не сгниет. Не нравится мне и выражение его лица, не
имеющее ничего общего с самоуверенной улыбкой на портрете. Хотя и эта
фотоулыбка тоже мне не очень нравится. В ней есть что-то нахальное и
вызывающее. Если присовокупить эту улыбку к остальным данным обстановки, мы
могли бы сделать заключение, что в прошлом хозяин в общем и целом был
доволен судьбой.
Осматривая вышеописанный интерьер, я в то же время краешком глаза слежу
за маневрами своего приятеля-врача. Это совсем не лишняя предосторожность.
Когда Паганини склоняется над трупом, исполненный решимости установить
диагноз, я вовремя одергиваю его:
- Доктор, только не трогать...
- Обойдусь без советов, дорогой, - бурчит виртуоз и убирает руки.
- Не сомневаюсь. В последний раз мы нашли на ноже убийцы столько
отпечатков твоих пальцев, что - захоти я сократить следствие - я мог бы
вполне задержать тебя.
Вспыхивает магний фотоаппарата. Потом еще и еще. Лейтенант знает свое
дело. Как, впрочем, и остальные. Начало осмотра. Начало опроса. Начало
нового рабочего дня.
Некогда гениальные детективы с одного взгляда устанавливали все, в том
числе и ласкательное прозвище убийцы. А нам суждено идти по следу
черепашьими шагами. Обзорные снимки. Узловые снимки. Детали. И писанина.
Статистический отчет. Динамический отчет. Отпечатки пальцев И писанина. Пока
не получится альбом семейных фотографий и документов, в которых отсутствует
ответ на главный вопрос убийство или самоубийство?
- Убийство или самоубийство? - повторяю я на этот раз вслух.
- Вот это уж ты нам скажешь, дорогой, - мычит себе под нос врач.
- А когда наступила смерть? - спрашиваю я и смотрю на будильник,
стоящий на ночном столике.
В романах часы обычно останавливаются именно в тот самый роковой час.
Эти железно тикают.
- Когда наступила смерть? - повторяет врач, почесывая затылок. - Около
полуночи...
- Причина?
- Я ощущаю запах горького миндаля, - произносит Паганини.
- Этот запах напоминает мне детство.
- А мне - цианистый калий.
- Еще что ты мне можешь сказать?
- Пиши-ка ты лучше самоубийство. А если убийца явится с повинной,
большое дело - переправишь акт. Или иди обратным путем: ищи убийцу, а не
найдешь - напишем "самоубийство"...
Врач внезапно прерывает поток мудрых советов и, осененный идеей,
подходит к столу, протягивая руку к почти пустой рюмке коньяка.
- Доктор! - стонет лейтенант.
Врач поспешно убирает руку и, наклонившись, нюхает рюмку.
- Так и есть. Запах горького миндаля и коньяка.
- Какого - "Экстры" или "Плиски"?
- Попробуй, - добродушно предлагает доктор. - Ты лучше разбираешься в
коньяке.
И, удивляясь, сколько можно размышлять над такими очевидными истинами,
бросает на меня сокрушенный взгляд.