"Шамиль Ракипов. Прекрасны ли зори?.." - читать интересную книгу автора

Глядим на кобылу, привязанную к колесу телеги, и не узнаем ее. Стоит она
понуро, пригнув голову. Не шевелится, будто не кобыла, а чучело. Какая-то
жалкая и смешная. Мы сразу-то и не поняли, в чем дело. Оказывается, хвост у
нее почти под самый корешок оттяпан.
- Обычно так делают, если дочь себя опозорит, а у нас ведь в доме ни
одной девчонки нет! - мрачно проговорил Халиулла-абзый и звучно сплюнул от
возмущения. - Кто-то из вчерашних проповедников в отместку сделал, не
иначе!..
Дядя Давид, вконец растерянный, дергал за уздечку, стараясь приподнять
мокрую от слез морду лошади. Но та мотала головой, упрямилась, словно ей
стыдно было взглянуть на людей.
- Дрянные, оказывается, в вашем поселке люди, Халиулла, будь тебе не в
обиду сказано, - проговорил придушенным голосом дядя Давид.
- Да-а... - вздохнул Халиулла-абзый и поскреб в затылке; он не находил
слов, которые можно было бы сказать в оправдание своих сельчан.
- Спасибо за хлеб-соль, но больше ни минуты не могу здесь оставаться! -
гневно сказал дядя Давид. - Расскажу дома, как славно погостил у своего
друга... Вот и приезжай сюда, к твоим соплеменникам, с добрыми намерениями!
Наверно, все же не зря говорят: "Где живет татарва, там не ищи добра".
Иван дернул отца за рукав.
- Папа, не надо так говорить! - сказал он.
- Цыц, сопляк! - шикнул на него дядя Давид. - Зелен еще меня учить! Нос
лучше утри...
- Сам говорил, что со мной можно разговаривать, как со взрослым, а
сам... - обиженно пробубнил Иван и отошел в сторонку. Стал молча тереть
кулаком наполнившиеся слезами глаза.
Ваню я считал моим гостем. Его горесть больно отдавалась в моем сердце.
Я медленно подошел к нему и, как это было вчера, притронулся к его плечу:
- Не плачь, Ваня, - сказал я. - Хочешь, я подарю тебе свою рогатку?
- Не надо. У меня своя есть, - ответил Иван всхлипнул и зашмыгал носом.
У наших раскрытых настежь ворот уже собрались любопытные. Каждому не
терпелось узнать, из-за чего ссора, чтобы потом целую неделю толковать об
этом.
- Ну, тогда... тогда возьми мой кубыз. Вот он, бери. Я попрошу маму
прислать мне другой...
Кубыз я любил больше всех своих игрушек. Когда я учился ходить, мать в
шутку играла мне на нем плясовые. Укладывая меня спать, она часто не пела
колыбельные, а наигрывала на кубызе. Если я, капризничая, начинал плакать,
она утешала меня нежными и грустными мелодиями этого причудливого
инструмента.
Этот самый кубыз извлек я нынче из кармана и сунул его в руку Ивану.
Иван смотрит на него сквозь слезы, глазам не верит. Очень ему нравилась эта
моя игрушка. В первый день, когда он приехал к нам с отцом, мы ушли в сарай,
и я там целый час играл ему на кубызе. Иван заслушался, рот разинул. "Где
такие игрушки продаются? - спрашивает. - Дорого ли стоит?" Мы увлеклись, не
заметили, как время прошло. Не слышали, что меня Шамгольжаннан-жинге кличет!
Она, оказывается, уже все улицы обегала, нас разыскивая. А я учил Ивана
играть на кубызе... У него уже неплохо получалось. Поэтому я решил ему
подарить свой кубыз.
Дядя Давид дернул за вожжи, направил лошадь к воротам.