"Леонтий Иосифович Раковский. Жизни наперекор (Повесть о Марлинском) " - читать интересную книгу автора

- Секлетинью Онуфриевну?
- Не знаю ее имени и отчества, еще не имел чести быть ей
представленным.
- Не спешите,- усмехнулся Шнитников.
- Ну и что ж, какова она показалась вам? - спросила Таисия Максимовна.
- Клубок ниток, а наверху - наперсток. Таисия Максимовна рассмеялась:
- Похоже... Вся ее масса - в спине, а голова у нее не по туловищу, как
у черепахи. И зрак-то у нее черепаший, невыразительный!
Бестужев просидел у Шнитниковых до вечерней зори. Когда он вернулся в
казарму, взводный Кутов похвалил его покупки:
- Ляксандрич, подушка неплохая. Да и коврик хорош - ему сносу не будет,
крепок!
- Крепка и тюрьма, да черт ли в ней! - усмехнулся Бестужев.
Кузя Холстинкин хихикнул в кулак. Этот необычный, видать, острый на
слово товарищ все больше нравился ему.
Ночью Кузя Холстинкин все старался отодвигаться подальше от Бестужева,
чтобы не мешать соседу. Отодвигался Кузя не зря: в эту вторую ночь в казарме
Бестужеву вновь не спалось - его затрясла лихоманка, которая так надоела ему
в Тифлисе. Он не мог согреться, хотя вытащил палас и накрылся им. Озноб
колотил его, зуб не попадал на зуб.
Утром он не мог встать - его шатало. Кутов тотчас же доложил
фельдфебелю.
- Это у нас не в новинку, со многими такое приключается. В лазарете
завсегда с полроты находится,- утешал взводный.
И после каши, которую Бестужев не мог есть, Кутов отвел его в лазарет,
помещавшийся тут же, в цитадели.

VI

Гарнизонный лазарет в Дербенте оказался таким же, как и везде,-
малоуютным и грязным. Те же расшатанные деревянные кровати с клопиными
отметинами, те же слежавшиеся сенники и те же армейские запахи. Только в
отличие от казармы лазарет более протабачен и в нем пахнет не порохом и
ружейным маслом, а чесноком и уксусом - ими лечат солдат от всех недугов.

Бестужеву повезло - ему досталось место у самого окошка. На широком
подоконнике уместилось все: кисет с табаком, трубка, огниво, зеркальце,
гребешок, мыло.
Шнитниковы тотчас же узнали о болезни Александра Александровича. К
удивлению всех находившихся в лазарете солдат, проведать Бестужева пришел
сам комендант. Бестужев попросил Федора Александровича прислать ему бумаги и
чернил - он решил начать писать.
Перевод из сонного Якутска на романтический Кавказ закончился столь
нелепой высылкой в Дербент. Уже в Тифлисе стало ясно: в Дербенте Бестужева
ждало беспросветное прозябание в качестве гарнизонного солдата. Боевых
действий в Дербенте не предвиделось. Выявить себя в бою, чтобы восстановить
свое имя, не представлялось возможным. Оставалась литература: авось разрешат
напечататься, позволят Бестужеву вновь заявить о себе. За решением у него
всегда и во всем следовало исполнение: Бестужев был человеком действия. Он
решил начать писать тут же, в лазарете, пока не охладел порыв, пока не