"Лобсанг Рампа. История Рaмпы (Скитания разума)" - читать интересную книгу автора

просидел в темноте, все сильнее страдая от голода и раздумывая над тем,
почему человечество по своей природе так жестоко.
Прошло очень много времени, пока мне наконец не был подан кусок кислого
черного хлеба и маленькая кружка противной на вкус воды. Молчаливый охранник
жестом велел мне выпить воду сразу же. Едва я сделал один глоток, как он
выхватил кружку у меня из рук, выплеснул воду на пол и вышел. Дверь
беззвучно закрылась. Не слышно было ни малейшего шума, лишь изредка
доносились ужасные крики, которые кем-то быстро и безжалостно подавлялись.
Время ползло вперед. Я грыз черную хлебную корку. Я был голоден и думал, что
смогу съесть все что угодно, но этот хлеб был ужасен; он вонял так, словно
его выудили из выгребной ямы.
Прошло еще много времени, так много, что я уже испугался, что обо мне
забыли, и ко мне в камеру молча вошли вооруженные охранники. Не было сказано
ни слова; они жестом велели мне следовать за ними. Не имея иного выбора, я
так и сделал, и мы снова пошли по бесконечным коридорам. Временами мне
казалось, что мы кружим по одним и тем же переходам, чтобы усилить мое
напряжение и тревогу. Наконец меня ввели в длинную комнату, в одном конце
которой была ярко побеленная стена. Охранники, грубо заломив мне руки,
сковали их наручниками и поставили лицом к белой стене. Довольно долго
ничего не происходило, потом кто-то включил мощные, беспощадно слепящие
лампы, направленные так, чтобы их свет отражала белая стена. Даже
зажмурившись, я почувствовал в глазах боль, как от ожога. Охранники надели
темные очки. Свет бил мощными волнами. Чувство было такое, словно в глаза
мне всаживали иголки.
Тихо открылась и закрылась дверь. Потом скрип стульев и шелест бумаги.
Тихий разговор вполголоса, из которого я ничего не понял. А потом - удар
прикладом по спине, и начался допрос. Почему у меня был фотоаппарат без
пленки? Откуда у меня документы пограничника из Владивостока? Как? Почему?
Когда? Час за часом одни и те же дурацкие вопросы. Свет горел, пронизывая
мне голову слепящей болью. Удар прикладом, если я отказывался отвечать. И
короткая передышка каждые два часа, когда сменялись охранники и следователи,
ибо охранники тоже уставали от яркого света.
После часов, казавшихся бесконечными, но которых на самом деле вряд ли
прошло больше шести, я рухнул на пол. Охранники принялись равнодушно колоть
меня штыками. Встать на ноги со связанными за спиной руками было очень
трудно, но я делал это опять и опять. Когда я терял сознание, на меня
ведрами выплескивали сточную воду. Час за часом продолжался этот допрос. Мои
ноги начали отекать. Колени стали толще бедер, так как жидкости организма
стекли вниз и перенасытили ткани ног.
Одни и те же вопросы, одна и та же жестокость. Шестьдесят часов на
ногах. Семьдесят часов. Глаза застилал багровый туман, я превратился в
стоячий труп. Ни еды, ни отдыха, ни передышки. Мне только силой влили в рот
глоток какого-то средства, прогоняющего сон. Вопросы. Вопросы. Вопросы.
Семьдесят два часа, и больше я ничего не видел и не слышал. Вопросы, свет,
боль, все потухло и навалилась тьма.
Не знаю, сколько прошло времени, когда ко мне вернулось заполненное
болью сознание. Я навзничь лежал на холодном мокром полу вонючей камеры.
Каждое движение давалось с невыносимой болью, тело пронизывала сырость, а
позвоночник словно был сделан из осколков стекла. Ни один звук не давал
знать, есть ли кто живой, ни один проблеск света не позволял отличить день