"Лобсанг Рампа. История Рaмпы (Скитания разума)" - читать интересную книгу автора

от ночи. Не было ничего, только вечная боль, голод и жажда. Наконец мелькнул
тусклый свет, и охранник швырнул на пол тарелку с едой. Рядом плюхнулась
жестянка воды. Дверь захлопнулась, и снова я остался в темноте наедине с
моими мыслями.
Много позже охранники появились снова, и меня потащили - кстати, я не
мог писать - в комнату для допросов. Сидя там, я должен был письменно
изложить свою историю. Пять дней происходило одно и то же. Меня приводили в
комнату, давали огрызок карандаша и бумагу и велели написать о себе все. Еще
три недели я провел в своей камере, медленно приходя в себя.
Потом меня отвели в комнату, где поставили перед тремя высокими
начальниками. Один переглянулся с остальными, посмотрел в бумагу, которую
держал в руках, и сказал мне, что некие влиятельные лица подтвердили, что я
оказывал помощь людям во Владивостоке. Один даже заявил, что я помог его
дочери бежать из японского концлагеря.
- Вас освободят, - сказал начальник, - и отвезут в Стрый, на польскую
границу. Туда едет группа наших людей, вы поедете вместе с ними.
Снова я в камере - на этот раз получше, - пока мои силы не
восстановились настолько, чтобы я мог выдержать переезд. И наконец я вышел
из ворот Лубянской тюрьмы в Москве, чтобы продолжить путь на Запад.

Глава 4

В СТРАНЕ ЗОЛОТОГО СВЕТА И НА ЗЕМЛЕ

У ворот Лубянки меня уже дожидалось трое солдат. Тюремный охранник,
который вытолкнул меня в открытую дверь, вручил старшему по званию,
ефрейтору, какую-то бумагу.
- Распишись здесь, товарищ, здесь только сказано, что ты принял от нас
депортированного.
Ефрейтор с сомнением почесал голову, лизнул карандаш и вытер пальцы о
штанину, прежде чем неуверенно нацарапать свою фамилию. Не говоря ни слова,
тюремщик повернулся, и дверь Лубянки с лязгом захлопнулась, причем на этот
раз я, к счастью, остался снаружи.
Ефрейтор хмуро на меня уставился.
- Теперь из-за тебя мне пришлось подписывать бумагу. Одному Ленину
известно, что будет дальше, я и сам могу оказаться за воротами Лубянки.
Давай, шевелись!
Ефрейтор занял свое место во главе конвоя, двое встали по бокам, и так
меня повели по московским улицам на вокзал. Я шел с пустыми руками. Все, что
мне принадлежало, то есть мой костюм, было на мне. Русские оставили себе мой
рюкзак, часы, - словом, все за исключением бывшей на мне одежды. А сама
одежда? Тяжелые ботинки на деревянной подошве, штаны и пиджак. Больше
ничего. Ни белья, ни денег, ни еды. Ничего. Хотя нет, кое-что было! В
кармане у меня лежала бумажка, где было сказано, что меня депортируют из
России и что мне разрешено отправиться в советскую зону оккупации Германии,
где я должен зарегистрироваться в ближайшем полицейском участке.
Дойдя до московского вокзала, мы сели и стали ждать на страшном морозе.
Солдаты по очереди уходили и возвращались, давая друг другу возможность
погреться. Только я сидел на каменной платформе, дрожа от стужи. Я был
голоден. Я чувствовал себя больным и слабым. После долгого ожидания появился