"Кристоф Рансмайр. Последний мир " - читать интересную книгу автора

только мух и прочую нечисть, но и всю свою огромную серую тушу. Бревна
палисада и деревья сплошь и рядом остались без коры и были гладки, как
полированный камень.
Но довольно. Ни слова больше. Не в это утро. Не у этого окна. Может,
позднее. Ступай. Исчезни.
Без слова, резким, скупым жестом, едва ли более энергичным, чем тот,
каким отгоняют комнатную муху, Август оборвал референта и вновь погрузился в
созерцание носорога. Легкий жест Его руки. Этого было достаточно. Двору не
требовалось полных фраз и законченных суждений. В судебных палатах, за
письменными столами и в архивных хранилищах уже восприняли некий знак; это
не был эдикт, однако недостающее можно было добавить без труда. Плохой слуга
Риму тот, кто не умел разглядеть в резком жесте Его десницы знак величайшего
недовольства и даже гнева.
Как образ поэта и содержание его творчества нашли дорогу наверх,
подвергнувшись при этом превращениям и деформации, так теперь жест
Императора, глубоко врезавшаяся память о легком жесте Его руки отыскали
обратную дорогу вниз, через устный рассказ, и при этом подверглись тем же
законам искажения. Каторжная тюрьма, заметил кто-то в конференц-зале и
потянулся к графину с водой; Тринита-деи-Монти, минимум три года, а то и
четыре. Лагерь, прошептал другой, Кастельветрано, к сицилийским камнерезам.
Чепуха, этот знак определенно не более чем приказ о годичном запрете писать;
в крайнем случае без барышей останется; а может, всего-навсего лишится до
осени привилегий на путешествия. Так, для острастки.
В истории выполнения приказов подобные ситуации не редкость, вот и на
сей раз подданным предстояло в меру собственной фантазии и воображения
истолковать и исполнить волю Императора, который был не слишком
заинтересован в этом и прочих столь же пустяковых делах. Жест. Движение
руки. Этот знак, проходя по инстанциям власти, медленно, очень медленно
спускался в нижние ее эшелоны. Аппарат ревностно взвешивал все трактовки.
Поэт больше не выступал. Двор хранил молчание.
Белый конь Назона жил в свое удовольствие, без седла и уздечки, просто
как украшенье усадьбы, носился в парке на Пьяцца-дель-Моро, и речь на
стадионе Семь прибежищ казалась почти забытой, а между тем знак Императора
достиг наконец той ступени, на которой удары действительно раздавали, а не
только назначали, на которой двери камер действительно захлопывались и год
тюрьмы был не только формулой приговора, но частью жизни. Итак, глубоко
внизу, совсем близко от реальной жизни, некий председатель в итоге вынес
решение; в присутствии двух свидетелей незадолго до обеденного перерыва он
продиктовал безучастному писарю, что движение Его руки означает прочь: прочь
с моих глаз! Но прочь с глаз Императора значило - на край света. А краем
света были Томы.


Глава четвертая


Вот и прочитаны каменные скрижали. Голые, еще блестящие от уксуса и
слизи, поверхности отражали трепетный свет фонаря. Только теперь Котта
почувствовал изнеможение и холод. Ночной мороз нахлынул в сад Назона. На
листве и клочьях луба в чащобе, даже на веерах папоротников выросли ледяные