"Кристоф Рансмайр. Последний мир " - читать интересную книгу автора

В один из последних апрельских дней Котта отправился в Трахилу. У самой
воды, на берегу, усеянном ракушками, звенящем от каждого шага, ему
встретилась процессия, взывавшая к какому-то всемогущему божеству с
незнакомым именем, чтобы оно даровало плодородные поля, большие уловы,
рудные жилы и спокойное море. Эта процессия ненадолго увлекла Котту за
собой; кое-кого из богомольцев он узнал, даже под личинами из пепла, которые
искажали их черты. Был среди них и канатчик. Затем Котта свернул в сторону и
зашагал по змеящейся вдоль склонов тропинке, окаймленной полынью и терном.
Когда он поднялся уже довольно высоко и, на миг задержавшись посреди осыпи,
глянул вниз, процессия была всего лишь длинной вереницей безликих существ.
Они безмолвно ползли по берегу; трепетали крохотные флаги, крохотный
балдахин колыхался над тележкой, которую толкала и двигала черная гурьба.
Порывы ветра делали неслышным пение, вопли причитаний и звон кимвалов. Там,
внизу, обитатели Томов пытались заключить мир с небесами, которые были к ним
неблагосклонны. В дымке они слились воедино с серым прибрежьем. Котта
наконец остался один. Он пересек неширокий луг горной долины, спотыкаясь,
проковылял по старому ломкому насту в тени скальных круч, и все время
глубоко внизу покоилось море. Здесь ходил Назон. Это был Назонов путь.
Котта теперь поневоле смотрел только под ноги; склоны каров были
настолько круты, что порой он мог продвигаться вперед лишь на четвереньках.
А потом вдруг перед ним вырос каменный пес, грубо обтесанное, разбитое
изваяние без задних лап. Тяжело дыша, Котта встал. Его окружали руины.
Трахила: проломленные известняковые стены, эркеры, из окон которых
тянули свои ветви корявые сосны, крыши из тростника и сланца, дырявые,
провалившиеся в закопченные кухни, спальни и горницы, и уцелевшие средь
пустоты арки ворот, сквозь которые лишь утекало время, - некогда здесь,
должно быть, стояли пять-шесть домов, конюшни, сараи...
И из этого запустения поднимались каменные монументы, десятки стройных
пирамид, самые крупные - в рост человека, самые маленькие едва достигали
Котте до колен. На верхушках пирамид трепетали матерчатые флажки, лоскутья
всех цветов радуги, то была разрезанная и разорванная на ленточки одежда, а
подойдя к одному из небольших памятников, Котта увидел письмена - псе
лоскутья были с надписями. Он осторожно потянул поблекшую светло-красную
ленточку. Материя была вплетена в камни так, что, едва он, желая разобрать
письмена, вытащил флажок, пирамида рассыпалась. Камни покатились по
ступеням, вздыбленным корнями сосны, и Котта прочитал: Не сохраняет ничто
неизменным свой вид.* [Здесь и далее в тексте романа цитаты из "Метаморфоз"
Овидия приводятся в переводе С. Шервинского.]
Струйка песка, сбежавшая за камнями, замерла. Опять стало тихо. И Котта
увидел среди разоренья уцелевшую крышу, на которой сидели галки, увидел дом
среди руин. Он пошел туда, к этому крайнему отдалению, и еще на ходу
принялся кричать, выкрикивать имена - свое и Назона, вновь и вновь, кричал,
что приехал из Рима, из Рима сюда. Но ответом по-прежнему была тишина.
Ворота во внутренний двор были только притворены. Он толкнул их,
открыл, а секундой позже, еще не опустив руки, застыл, точно объятый великим
ужасом: там, в светлом углу двора, в стуже этих гор, меж остатков снега и
замерзших луж, спокойная и зеленая, стояла шелковица; ее ствол был выбелен
известкой, для защиты от диких животных, и снег под нею синел пятнами сока
от упавших ягод.
Как люди, очутившиеся в потемках, начинают от страха насвистывать и