"Валентин Распутин. Пожар (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- А заработки как?
-- Поменьше, наверно. Но мне теперь много не надо. Не то спрашивал
Афоня и не то отвечал ему Иван Петрович. Не то. Пока не сказал Афоня:
- Ты уедешь, я уеду - кто останется?
- Кто-нибудь останется.
- Кто? Кто - кто-нибудь, Иван Петрович? - на последнем голосовом дожиме
не сказал - простонал Афоня.- Эх!.. Неужто так и бросим?! Обчистим до
ниточки и бросим! И нате - берите, кому не лень!
- Устал я, Афоня. Исстервозился. Сам видишь, никакого от меня толку.
- А Егоровка?
- Что Егоровка?
Думал, скажет Афоня: в нас она, в нас. Думал, начнет говорить, что
уедем мы отсюда - и будто не было ее, Егоровки нашей, никогда, а пока здесь
- и память о ней живет. Потому что и сам так же рассуждал. Но сказал Афоня:
- Найдешь ты место на воде, где стояла Егоровка?
- Не знаю. Прикину - найду.
- А я вот хочу нонешним летом знак какой поставить на этом месте. Что
стояла тут Егоровка, работницей была не последней, на матушку-Россию
работала.
- Как же ты поставишь? Кто тебе позволит?
- А кто мне запретит? Нету такого запрета, Иван Петрович. Не слыхал,
чтоб такой запрет был. Никогда не слыхал. Если на земле можно, почему на
воде нельзя?
Иван Петрович опомнился:
- Игрушки все это. Маленький ты, что ли, такими игрушками играть? Кому
от них легче?
- Эх, Иван Петрович,- как-то свободно, но не облегченно, от горькой
души, рассмеялся Афоня.- Прикинь-ка: столько игрушек кругом... может, моя не
лишняя будет?
Ему надо было сворачивать в свой заулок - он свернул.


17


Так оно и водится: пока без огня, тужились они с Афоней вдвоем, а
налетел огонь - сбежались и люди. И густо их теперь кипело, как в котле, в
последнем складу, откуда выплескивало беловатой накипью - летели без разбору
мешки с мукой, с крупой и с сахаром. И все норовили туда, под жар и накал.
Оно бы и не худо, хлеб же, не что иное спасают, да промелькивали среди
спасателей пьяные. Одного - парня, с которым сбивали крышу, а после
выкатывали масло,- Иван Петрович выхватил из пекла, когда уж он ничего не
соображал. Выхватил и спустил под дорогу, где тот и пристроился с ночевой на
муке. Другого, архаровца в подгоревшей телогрейке, кто-то выпихнул изнутри
как мешок, и, пока валялся он среди мешков, возясь и устанавливаясь на ноги,
заметил Иван Петрович на нем новые, неразношенные валенки.
Выбрасывали мешки сразу за дверь, выбрасывали лишь бы выбросить,
выхватить из огня. И здесь, в двух шагах от склада, было для них не
спасение. Рухнет крыша, и там же, под огнем, все и останется. Иван Петрович
взялся оттаскивать к забору. Он уже и не взваливал на плечи, а натягивал на