"Валентин Распутин. Пожар (Повесть)" - читать интересную книгу авторажидкий живот и с неловким подбегом сбрасывал под уклон. Там опять кто-то
подхватывал и выносил на дорогу. И по тому, как подхватывал, косолапо загребая под бок, Иван Петрович определил, что то был однорукий Савелий. Здоровый мужик однорукий Савелий, неизработанный и цепкий, не глядя на годы. И сегодня он ворочал и ворочал, несуетно и споро, и сильная его рука, как клешня, не срывалась, когда ухватывал он мешок. Кто-то пьяным голосом звал Ивана Петровича. Если доходил голос, значит, не из огня, значит, не горит человек,- и не оборачивается Иван Петрович. Счет теперь пошел на последние минуты. Зачем-то ему понадобилось: что сейчас - ночь или утро? Понадобилось больше желания упасть и отдышаться. Он вскинул глаза к горе, откуда выходит рассвет, и там, показалось ему, темь как бы сыреет, берется мутноватой влагой. Стало быть, близко к утру. С завороченными глазами он запнулся и едва не упал. И странно: то вдруг все вокруг умолкало, и Иван Петрович оставался в полной тишине и безлюдье, то опять налетали звуки и начинали рядом метаться люди. И тогда оборванно отдавался в нем каждый крик - будто в него он и метил и в нем оседал, и тогда, не глядя, видел он весь двор с горящими теперь уже полным охватом складами, раззявленными на месте заборов сторонами и беспорядочной круговертью внутри. В углу, где загорелось, догорало низовым жаром. Там, казалось, и было поддувало, оттуда выносило огонь на два плеча широким и загнутым коромыслом, на концах которого сквозь пламя еще протемнивали, как подвеси, крайние склады. Тот, что был на пути к магазину, мужики наполовину растаскали, там опять командовал голос Козельцова. Они наскакивали и отскакивали, Не гуд, не свист и не вой был тем основным звуком, с которым буйствовал огонь, а треск, могучий треск - словно выламывалось пламя из дерева и, взметываясь, распарывало небо. И все кричали и кричали во дворе. Валя-кладовщица требовала у Водникова комиссию, чтоб, не откладывая, сделать опись спасенного. Борис Тимофеич сорванным голосом выкашливал: - Какая комиссия?! Очумела ты?1 Какая счас комиссия! Ты погляди! - Нет, это ты погляди! - Валя выбрасывала руки и разводила их по кругу.- Тут че осталось, ты погляди! Ящики считанные были,- она показывала на штабеля из ящиков с водкой.- Шестьдесят восемь ящиков было сосчитано - где они, шестьдесят восемь?! - Пропади они пропадом, твои ящики! Кто их вытаскивал? Я не давал распоряжения, чтоб их вытаскивали! Пускай горят. - Нет, это пропади они пропадом, твои работники! Эти ящики у меня на шее сидят! И как плеснуло на нее, что еще сидит у нее на шее, да как сдавило каленым обручем эту тонкую шею, зарыдала опять Валя. А когда отняла она от лица руки, Водникова рядом уже не было, а топтался рядом дядя Миша Хампо, порывающийся как-нибудь пожалеть беднягу. - Ты смотри, дядя Миша, смотри,- в десятый раз сквозь слезы попросила она и принялась подтаскивать, ей помогал дядя Миша, разваленное и разбросанное к одному табору. В мучном складу стали покрикивать громче и дурней - без крику, без того, чтобы не понуждать и не рвануть себя, не получалось. И все чаще, |
|
|