"Энн Райс. Мэйфейрские ведьмы ("Мэйфейрские ведьмы" #2) " - читать интересную книгу автора

Я сводил ее в баню и купил ей другое платье. Все это не вызвало у нее
ни малейшего интереса. Она холодно взирала на толпы людей и проезжавшие
кареты. Желая поскорее покинуть Лондон и вернуться на родину, я сменил
наряд богослова на голландскую одежду, поскольку здесь она скорее могла
вызвать уважение и готовность оказать мне услугу.
Но перемена в моем облике привела Дебору в состояние мрачного веселья,
и она вновь окинула меня насмешливым взглядом, словно желая показать, что
не сомневается в наличии у меня непристойных устремлений. Однако и сейчас,
равно как и в прошлом, мои действия никоим образом не могли подтвердить ее
подозрения. Но что, если она читала мои мысли и знала, что я постоянно
представляю ее обнаженной - такой, какой видел, когда мыл ее тело? Я
надеялся, что нет.
Мне думалось, что в новом платье Дебора выглядит просто красавицей.
Более привлекательных молодых женщин мне не доводилось еще видеть.
Поскольку сама она не причесывалась, я занялся ее волосами: часть заплел в
косу и уложил кольцом вокруг головы, а остальным позволил локонами
ниспадать на спину. Такие прически я видел у других женщин, но Дебору она
превратила в настоящую красавицу с картины.
Стефан, мне невыразимо мучительно вспоминать обо всем этом, но я
пишу - и не только ради пополнения наших обширных архивов, но и потому, что
ночь за окном так тиха, хотя время еще не подошло к полуночи, а мое сердце
нестерпимо болит. Я предпочитаю время от времени бередить раны, которые не
в состоянии исцелить. Тебе не надобно принимать на веру мои слова о красоте
этой женщины, ибо, уверен, ты уже видел ее портрет.
Итак, мы отправились в Амстердам, выдавая себя перед посторонними за
брата и сестру из богатой голландской семьи. Я мечтал и наделся, что наш
город выведет Дебору из состояния оцепенения. Она с явным интересом взирала
на аккуратные, обсаженные деревьями каналы, на изящные лодки и прекрасные
четырех- и пятиэтажные здания.
Величественная Обитель, стоящая у самого канала, которая была моим
домом и могла стать домом для нее, вызвала у Деборы нескрываемое удивление.
До сих пор это дитя видело лишь свою убогую деревушку да грязные постоялые
дворы, на которых нам приходилось останавливаться на ночлег. Так что ты
вполне поймешь ее чувства, когда она увидела чистые простыни и подушки в
чистой голландской спальне. Она не издала ни звука, но мимолетная улыбка,
скользнувшая по ее губам, стоила тысяч слов.
Я сразу же пошел к старшинам - Рёмеру Францу и Петрусу Ланкастеру,
которых ты прекрасно помнишь, и чистосердечно признался в содеянном.
Заливаясь слезами, я объяснил, что девочка осталась одна и потому мне
пришлось взять ее с собой. У меня не было иных объяснений относительно
потраченной мною изрядной суммы денег, кроме того, что я их потратил. К
моему изумлению, старшины простили меня и даже пошутили, ибо знали мои
потаенные секреты.
- Петир, - с улыбкой сказал Рёмер, - путешествие из Шотландии было для
тебя такой суровой епитимьей, что ты явно заслужил прибавку к жалованью и,
возможно, более приличную комнату в нашей Обители.
Его слова сопровождались новым взрывом хохота. Да и я улыбнулся про
себя, ибо даже в те мгновения при одном только воспоминании о красоте
Деборы меня обуревали фантазии. Однако вскоре мое хорошее настроение
развеялось, уступив место новым душевным терзаниям.