"Энн Райс. Мэйфейрские ведьмы ("Мэйфейрские ведьмы" #2) " - читать интересную книгу автора

истерзанное создание, вцепившееся в меня, было когда-то моей прекрасной
Деборой. Она вдруг заплакала, словно я повернул некий потайной ключ в ее
душе.
- Прости меня, любимая, - сказал я, обвиняя себя в этих слезах.
- Как сладостно обнимать тебя, - прошептала она. Потом Дебора
оттолкнула меня.
- Иди же и помни все, что я сказала.
Я вышел из камеры точно помешанный. Площадь все так же была запружена
народом, собравшимся поглазеть на казнь. Одни при свете факелов мастерили
лотки и скамьи, другие спали возле стены, завернувшись в одеяла.
Я сказал старому священнику, что ничуть не убежден, будто это женщина
является ведьмой, и потому хочу немедленно видеть инквизитора. Говорю тебе,
Стефан, я был готов ради нее сдвинуть горы и сотрясти небеса.
Слушай же, что было дальше.
Мы отправились в замок, и нас приняли. Этот дуралей священник был
очень рад оказаться в компании важного лица и тем самым попасть на
пиршество, на которое его не пригласили. К этому времени я вполне овладел
собой и повел себя самым решительным образом. Я обратился с вопросами
непосредственно к инквизитору, задав их по-латыни. Затем я стал
расспрашивать старую графиню, смуглую женщину, внешне очень похожую на
испанку, которая приняла меня с необычайной учтивостью, ибо мои манеры
произвели на нее впечатление.
Инквизитор, отец Лувье, человек, приятный на вид и очень упитанный, с
великолепно ухоженной бородой и волосами, моргающий своими темными
глазками, не усмотрел в моих манерах ничего подозрительного. Он отнесся ко
мне с подобострастием, словно я прибыл из Ватикана, ибо так, возможно, он и
подумал. Когда я заявил, что они собираются сжигать женщину, которая,
скорее всего, невиновна, он поспешил успокоить меня.
- Такой ведьмы вы еще не видели, - сказала старая графиня,
рассмеявшись отвратительным сдавленным смехом, и предложила мне еще вина.
Затем она представила меня графине де Шамийяр, сидевшей рядом, а также
всей остальной собравшейся знати, которая собиралась присутствовать при
сожжении ведьмы.
Любой из задаваемых мною вопросов, любое мое возражение и предложение
собравшиеся встречали с неизменной уверенностью в виновности Деборы. Для
них суд уже свершился. Оставалось лишь отпраздновать торжество
справедливости, намеченное на завтрашнее утро.
Да, сыновья Деборы плакали в своих комнатах, но они оправятся, сказали
мне. Теперь Дебора не страшна. Если бы ее демон был достаточно силен, чтобы
освободить ее, он бы уже это сделал. Разве не таков удел всех ведьм? Как
только они оказываются в цепях, дьявол тут же бросает их на произвол
судьбы.
- Однако эта женщина не призналась в содеянном, - заявил я. - И ее муж
упал с лошади в лесу по своей вине. Ведь нельзя же обвинить графиню,
основываясь на показаниях умирающего человека, пребывавшего в агонии!
С таким же успехом я мог бы осыпать их сухими листьями, ибо мои слова
никак не действовали на собравшихся.
- Я любила сына больше всего на свете, - сказала старая графиня, и ее
маленькие черные глазки сделались жесткими, а рот отвратительно скривился.
Затем, словно спохватившись, она произнесла лицемерным тоном: