"Энн Райс. Наследница ведьм ("Мэйфейрские ведьмы") " - читать интересную книгу автора

Фланагана, за которое Роуан Мэйфейр - или ее семья, что, собственно говоря,
одно и то же - назначила весьма высокую цену.
Митчелл привел Ларкина в просторный кабинет с большими, распахнутыми
настежь окнами, выходившими на оживленную, наводненную народом
Калифорния-стрит. Из них открывался весьма захватывающий вид на Бэй-бридж.
Прозрачные занавески, больше похожие на противомоскитную сетку, были
прикреплены по периметру окон длинными хромированными рейками. С одной
стороны, они маскировали и смягчали уличною темноту, но с другой - усиливали
впечатление замкнутого пространства и вызывали у Ларкина неприятное
ощущение, от которого ему становилось не по себе. Его воспоминания о
Сан-Франциско до наступления эры высоких зданий были еще слишком свежи и
отчетливы. Мост выглядел непропорциональным и явно находился не на своем
месте.
По одну сторону от большого стола из красного дерева возвышалась стена,
сплошь состоявшая из компьютерных экранов. Митчелл сел на стул с высокой
спинкой лицом к Ларкину, жестом указав гостю на более удобное мягкое кресло
возле стола, обитое тяжелым темно-красным шелком и по стилю отдаленно
напоминавшее что-то восточное, хотя, возможно, никакого стиля у него и вовсе
не было.
Под подоконниками громоздились выдвижные ящики с дискетами, снабженные
замками с цифровым кодом. Ковер по тону совпадал с цветом кресла, в котором
вольготно устроился Ларкин. Прочие же беспорядочно стоявшие в кабинете
кресла тоже были темно-красными и почти терялись на фоне пола и обитых
темными панелями стен.
Стол, перед которым они сидели, был пуст. Позади лохматой головы
Митчелла висела огромная абстрактная картина, на которой, судя по всему, был
изображен сперматозоид, спешивший оплодотворить яйцеклетку. Тем не менее,
цветовая гамма картины была удивительной: ярко-синие, пылающие оранжевые и
неоново-зеленые тона. Создавалось впечатление, будто картину написал
какой-то гаитянский художник, почерпнувший сюжет из научного журнала. Увидев
в нем изображение спермы и яйцеклетки, он вряд ли понял, а скорее всего, и
не стремился понять, что это означало на самом деле.
Офис в целом отличался избытком роскоши, как, впрочем, и весь Институт
Кеплингера. Не вписывался в общую картину разве что сам Митчелл. Неряшливый
и даже грязноватый на вид, он являл собой образ типичного самоотверженного
ученого, которого ничто, кроме науки, не интересует. Судя по всему, на
внешние приличия ему тоже было наплевать. Во всяком случае, он явно не
брился вот уже, по крайней мере, два дня.
- Господи, до чего же я рад, что ты наконец пришел! - начал Митчелл. -
Я чуть было не свихнулся. Когда ты мне две недели назад без всяких
объяснений подсунул это дело, я думал у меня ум за разум зайдет. Ты сказал,
что действуешь по поручению Роуан Мэйфейр. И что я должен выяснить все, что
смогу. Не так ли?
- И что же ты выяснил? - спросил Ларкин.
Он начал было расстегивать плащ, потом передумал и потянулся к
портфелю, собираясь его раскрыть. В нем находился магнитофон, но Ларкину не
хотелось его использовать. Это могло только помешать делу и, чего доброго,
до смерти напугать Митчелла.
- А чего ты хочешь за две недели? Чтобы получить изображение
человеческого генома <Термин в генетике, обозначающий совокупность