"Берта Рэк. Звезда балета " - читать интересную книгу автора

V

Даже в этом обычно ужасном возрасте, когда руки, ноги, все тело и черты
лица еще по-разному и несогласованно развиваются, Риппл уже была гармонично
сложена. Ее скромная одежда не могла скрыть торжествующей девичьей грации.
Семья девочки, как это нередко случается, считала ее довольно некрасивой.
Конечно, мальчики выглядели гораздо лучше: у таких братьев, как Джеральд,
часто бывают некрасивые сестры! По общему мнению, у нее хороши были только
волосы, темные, густые, шелковистые и очень длинные, ибо в то время девушки
еще не ходили стриженые. Темные косы Риппл спускались гораздо ниже пояса.
Каким было ее умственное развитие? Его можно сравнить с садом, на
деревьях которого еще не распустились почки. Девушка, воспитанная в деревне,
поразительно мало знала о жизни и о людях, не считая тех, кого с детства
встречала в своей очаровательной, своеобразной Уэльской долине.
Посторонний человек мог бы назвать ее "развитой". Однако это развитие
никогда не проявлялось в наблюдениях над реальными вещами. Она все еще была
погружена в мир книг. С тех пор, как Риппл научилась читать, книги заняли
непомерно большое место в ее жизни. В хорошую погоду она брала с собой
какую-нибудь книгу и зачитывалась ею, сидя высоко на дубе, в плохую - читала
на кухне.
Пристроившись на широком подоконнике, в окружении знакомых предметов -
горшков герани, ящика из красного дерева для чая, шара из прозрачного
зеленого горного хрусталя - девочка зарывалась в романы, как медведь
зарывается на зиму под сучья и опавшие листья. За одно лето она прочла от
корки до корки книги, найденные на полках старой библиотеки: "Потерянный
рай" Мильтона, "Под двумя флагами" и "Последний из могикан" Уйды, шесть
романов Диккенса, "Трильби", стихотворения Китса в одном томе и "Сказки
тысячи и одной ночи".
Чтение ребенка! Каждое слово врезается в молодой ум, как музыкальная
нота, каждая мысль вызывает в воображении картину, более яркую, чем гравюра,
помещенная в начале романа Вальтера Скотта "Айвенго", а каждый рассказ
запечатлевается в памяти, как отпечатывается в глине след копыта вставшей на
дыбы лошади, чтобы потом отвердеть и превратиться в камень.
В те дни герои, о которых читала Риппл, были для девочки более
реальными существами, чем братья, с которыми она сидела за одним столом. Они
населяли ее мир. Их тихие голоса звучали в ее ушах, как будто они называли
ее по имени. Иные из них обращались к маленькой Риппл, как к героине романа,
и эти призрачные любовные интриги длились неделями. Они создавали густую
розовую обволакивающую вуаль, которая окутывала Риппл и скрывала от нее
прозаический мир с его завтраками и обедами, с такими вопросами, как
"Сложила ли ты свою ночную рубашку?" или "Скажи мне теперь, когда была
подписана Великая Хартия вольностей и отменены "Хлебные законы"?"
"Как непохоже все это на то, чем заняты нимфы в "Эндимионе",* - думала
Риппл, когда ей было двенадцать - четырнадцать лет. Она так мало внимания
уделяла будничной жизни, что могла лишь безучастно пробормотать что-то
невнятное, когда гости спрашивали ее, как обстоит дело с ревматизмом тетки
этой зимой и кого из младших братьев она больше любит. Настоящая, далекая,
скрытая Риппл декламировала про себя:
______________