"Джеймс Риз. Книга теней " - читать интересную книгу автора

таланты, которыми девицы и дамы блистают в парадных залах, я никогда бы не
смогла применить на практике, ибо мне суждено было одерживать победы явно не
на паркетных полах гостиных. Потому я не нуждалась в арсенале тех средств, с
помощью которых держат в узде мужей и ставят на место слуг.
Так что в то время, когда прочие девицы прилежно усваивали богатый
набор приемов, посредством которых им предстояло в будущем, когда они станут
важными дамами, достичь успеха в салонах, я в одиночестве бродила по
дорожкам сада. Когда же случалось ненастье, я находила пристанище в покоях
матери-настоятельницы, устроившись за столиком, инкрустированным розовым
мрамором.
Пока другие штопали, рисовали и пели, я предавалась чтению. Со временем
у меня выработалась своего рода зависимость - меня тянуло к книгам: к
аромату свежей типографской краски, к пряному мускусному запаху старых
фолиантов. Мне нравилось трогать ткань на их корешках, и меня огорчало, если
книга, которая мне нравилась, не имела золотого обреза. Подобные занятия
словно переносили меня в иное царство, огражденное кожаным переплетом, и я
укрывалась там, будто за щитом.
Моими друзьями стали волшебники-романисты - Анна Радклиф и великий
шотландец Вальтер Скотт. Я читала их в своей комнатке-кладовке при свете
ворованной свечки, а затем прятала под ворохом тетрадок. От них пахло
скандалом - не подходящим для девочки недозволенным чтением... О да... Я
растворялась в их книгах полностью и бесповоротно, сгорая от счастья. Какой
в них таился мир, полный романтических приключений и коварных любовниц,
полный преследуемых и гонимых дам, теряющих сознание в своем одиноком
жилище; там обитали гонцы, которых убивали на каждом постоялом дворе; на
каждой странице наездники загоняли своих лошадей насмерть; там были темные
леса, горные дали, клятвы и рыдания, слезы и поцелуи, шлюпки, плывущие по
лунной дорожке, соловьиные рощи, сердца, трепещущие от горя и радости, и
джентльмены, храбрые и добродетельные, как сам Господь Бог. В мечтах я
представляла себя обитательницей замка, в старомодном роброне с низкой
талией: подперев рукой подбородок и устало поставив на подоконник изящнейший
локоток, я коротала у окна долгие, тоскливые дни в ожидании всадника с белым
плюмажем, который галопом прискачет через обдуваемую ветрами вересковую
пустошь. Правда, иногда этим всадником оказывалась я сама. (Конечно, я не
отличила бы шлюпку от барки и никогда не видала пустоши даже одним глазком,
хоть обдуваемой ветрами, хоть нет, но все это не имело значения.)
Еще мне нравились произведения Браунинга, из-за их красоты, и Шекспира,
потому что в них было много жизни. Я декламировала по памяти целые монологи,
адресуя их то любопытным белочкам, то росшим неподалеку деревьям,
становившимся, таким образом, участниками моих любительских спектаклей. Я
обожала нерешительность Гамлета, равно как и исполненный болью гнев Просперо
или одиночество короля Лира. Я пыталась пробудить в себе безумную силу леди
Макбет, но сделать это мне так и не удалось.
В спокойном обществе Плиния и Плутарха я отдыхала душой. (Ведь что
может быть романтичней падения империи - с интригами ее правителей, с
распутными императорами, с кинжалами, спрятанными под плащом, и ядом,
подсыпанным из перстня в усыпанный драгоценными каменьями кубок...)
...Овидий и я. Гомер и Гораций. Плавт, Пифагор... Я читала любого
философа, который попадался мне в руки. Я читала все.
Помнится, как-то в праздники я даже прочла сборник папских эдиктов!