"Джеймс Риз. Книга теней " - читать интересную книгу автора

тебя". И в тени ворот она, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня в губы,
после чего ушла. Я стояла ошеломленная. У меня было такое чувство, словно
меня ударили. Несколько месяцев назад, устав чистить, нарезать кубиками,
варить и толочь в кашицу нашу садовую репу, я спрятала целую лохань в
кухонный шкаф; если бы ее нашла сестра Бригитта, она наказала бы меня,
послав молить о прощении у Пресвятой Девы. Но нашла ее сестра-ключница и
послала меня прямехонько к сестре Клер, которая сочла мое преступление
достойным того, чтобы посечь меня по ладошкам тонкой березовой розгой. И вот
я стояла словно оглушенная после поцелуя Перонетты, как стояла тогда под
ударами розги. И впоследствии меня с такою же силой оглушал каждый новый ее
поцелуй.
В тот вечер я сидела одна в маленькой библиотеке над сестринскою
часовней, пыталась учить уроки, но мне никак не удавалось сосредоточиться.
Раны на ногах служили напоминанием, что все приключившееся за день не было
сном. И загадочные слова Перонетты, сказанные на прощание, продолжали
звенеть в моей голове, заглушая все другие слова, которые я читала.
Я пришла в себя от звука хлопнувшей двери. Одна из сестер - не важно,
кто именно, - вошла в библиотеку и выбранила меня за то, что я "секретничаю"
за закрытою дверью, когда она повсюду меня "обыскалась". Мать
Мария-дез-Анжес желала немедленно видеть меня в своих покоях.
Встав, я последовала за монахиней, не сомневаясь, что наша проделка
раскрыта и меня ведут, чтобы объявить о наказании: месяц работ на кухне, а
может, и два. Кстати, всегда сохранялась угроза такого наказания, как
исключение: меня могли прогнать из С*** так же тихо и безо всяких церемоний,
как я там появилась. Итак, мой приговор был вынесен; и все-таки мне
хотелось, чтобы не мать Мария объявила его. Пусть лучше бы это была сестра
Клер, глава монастырской школы, или другая какая-нибудь монахиня, которая
ничего для меня не значила. Невдалеке от покоев матери Марии, у нашего
дормитория, окна которого выходили во двор, моя конвоирша показала жестом,
чтобы дальше я шла одна. Она передала мне огарок свечи, и я проследовала
дальше, ведомая ее слабым огоньком.
- Да-да, открыто, - отозвался голос на мой стук в дверь. - Входи,
Геркулина.
Когда я открыла дверь и вошла, мать Мария-дез-Анжес встала. На ней было
платье с вышивкой, а волосы убраны так, как я никогда прежде не видела: они
красивой пышной волной ниспадали вниз, аккуратно расчесанные. В воздухе
висело знакомое голубое облачко, теперь довольно густое; вьющийся дымок
поднимался от ее сигарки, положенной на створку раковины, кажется морского
гребешка. На столе рядом с ее любимым креслом лежала книга - явно не Библия.
Она сделала знак рукой, чтобы я присоединилась к ней, и мы сели за
стол. На блюде из белого фарфора я увидела спелые фрукты и ломтики сыра.
Рядом стояли два бокала темно-красного вина. Один она пододвинула мне:
- Сегодня мы перекусим вместе. Ты разделишь со мной легкий ужин?
В ответ я подняла бокал и пригубила. Мать Мария пристально посмотрела
на меня. Я уставилась в бокал и пила, пока вино не кончилось. Наконец она
проговорила:
- Геркулина, милочка, Христос нуждается в твоей услуге. - (Пауза.) - Ты
видела мою племянницу, Перонетту?
Я не ответила. Не могла. Мать Мария налила еще вина и пододвинула ко
мне фарфоровое блюдо. Я снова взяла бокал и сделала большой глоток. Затем