"Анри де Ренье. Провинциальное развлечение" - читать интересную книгу автора

наливал в чашки кофе, аромат которого был положительно усыпляющим. Иногда по
платформе проходил железнодорожник, таща тележку или покачивая фонарем. Все
чувствовали усталость и сонливость. У крана мыли мне лицо и запачканные в
уголь руки. Отец бранил плохое согласование поездов и проклинал Компанию.
Мать молчала, улыбаясь под тюлевой вуалью с мушками, и подзывала меня, когда
я слишком долго засиживался на весах для взвешивания багажа. Часы проходили.
Потом воздух начинал свежеть. Предметы, погруженные в белесоватую мглу,
становились более отчетливыми. Вдруг хриплый свисток извещал, что к поезду в
П. прицеплен старый паровоз, только что напившийся из приставленного к нему
хобота водокачки.
Мною было совершено, вероятно, пять или шесть таких поездок в возрасте
от семи до четырнадцати лет. После этого они прекратились. Какая-то ссора
разлучила отца с его сестрой, г-жой де Шальтрэ. Я никогда не узнал истинных
причин этой ссоры, но она была продолжительною, и все отношения между
тетушкой Шальтрэ и нами были прерваны. Начиная с этого момента, мы никогда
больше не ездили в П. Так что мои воспоминания о П. относятся к периоду
между моими семью и четырнадцатью годами. Они должны бы, следовательно, быть
достаточно отчетливыми, и я должен бы уметь распределять их между своими
различными поездками в П., но этого не было. Они смешивались и
перепутывались в одну общую массу. Это объясняется, конечно, тем, что все
мои пребывания в П. были до такой степени похожи друг на друга, что в
результате получилось впечатление одной поездки. В самом деле, жизнь ребенка
в маленьком провинциальном городке исполнена большого однообразия. Все ее
маленькие события перечислить недолго. Главное, что меня больше всего
поражало с самого приезда, были необычные часы принятия пищи. Завтракали в
десять часов утра, обедали в половине шестого. Это провинциальное расписание
вызывало протесты у моего отца, но тетушка Шальтрэ твердо держалась его. Что
касается меня, то такое распределение дня больше всего связывается в моем
воспоминании с тем обстоятельством, что оно совпадало со временем моих
вакаций, следовательно, с самым приятным для моей лени временем. Я проводил
день как мне хотелось и целиком заполнял играми, свойственными моему
возрасту. Театром этих игр чаще всего бывал двор и сад, отделенные от дома
бульваром и ярмарочною площадью. Игры в саду заключались в бесконечном
блуждании по нему, в маневрировании насосом, в наполнении бассейна, во
вскармливании головастиков, подкарауливают ящериц, в лазании по большому
ореховому дереву, в поедании фруктов, в возне в маленьком сарайчике, где
держали семена и садовые орудия, во вскарабкивании на забор, чтобы
усаживаться на нем верхом. Во дворе забавы мои были более покойными: долгая
возня с заступом и лопаткою и длинные разговоры с кухаркою Мариэтою...
Кроме игр были прогулки. Они ограничивались небольшим числом. Их цели и
продолжительность оставались почти неизменными: пройти по большой платановой
аллее и продолжавшей ее дороге до часовни Св. Агаты, куда я на минуту
заходил перед тем, как пуститься в обратный путь; следование вдоль канала до
определенного моста; дойти до прудов Витри или до леса Вюнэ; сделать тур по
городу, чтобы дойти до вокзала. Бывали и более далекие прогулки на две фермы
Витрери и Мотэн, принадлежавшие тетушке Шальтрэ, и, кроме того, просто
блужданье по бедным улицам П. с остановкою у кондитера и у пирожника. Нужно
было также делать визиты. В П., как с гордостью говорила моя тетушка, было
"недурное общество", и это обстоятельство обязывало к "обходу" его после
приезда и перед отъездом.