"Анри де Ренье. Провинциальное развлечение" - читать интересную книгу автора

20, авеню де-ла-Бурдоннэ, VII-e

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Когда я возвратил ключ консьержу и условился встретиться с ним на
вокзале перед отходом одиннадцатичасового поезда, по сдаче им моего багажа и
получении для меня билета, я предоставил ему закрыть дверь особняка и не без
легкого волнения в последний раз услышал ее тяжелый шум. На мгновение я
обернулся и посмотрел с тротуара на фасад со спущенными решетчатыми
ставнями. Сочетание этого слепого фасада с почти пустынною улицею и
надвигавшимися сумерками представляло довольно мрачную картину. С соседнего
садика слетело на мостовую несколько листьев, и их сморщенная порыжелость
возвещала, что пришла осень и что за нею не замедлит последовать зима.
Свежесть этого вечера служила первым уведомлением о ней. Легкий туман делал
расплывчатыми очертания предметов и сообщал изрядную меланхоличность этой
малолюдной улице квартала Пасси, носящей имя нашей славной элегической
поэтессы.
Эта знаменитая и несчастная женщина имела довольно печальную судьбу, и
лавр ее славы увенчал своею бессмертною горечью ее жалкое, тощее, костлявое
и некрасивое лицо. Впрочем, я не был чрезмерно расположен растрогиваться
участью Марселины Деборд-Вальмор. Меня больше интересовала моя собственная
участь, и, хотя к ней и не приложимо было громкое название "трагической",
она не казалась мне слишком радостною. Я переживал момент своего
существования, который не приносил мне сколько-нибудь заметного
удовлетворения, а перспектива ожидавшего меня будущего была не из приятных,
ибо она состояла прежде всего в знании, что я никогда больше не переступлю
порога этой двери из прекрасного, отличной работы, дуба, закрытой за мною
г-ном Жюлем Преларом, консьержем элегантного и комфортабельного особняка. В
последний раз я мог созерцать его изящную и правильную архитектуру и
счастливые пропорции, установленные к тому же по моим собственным планам,
когда пятнадцать лет тому назад я решил "строиться".
Смерть моей матери, последовавшая вскоре за смертью моего отца, сделала
меня обладателем весьма значительного состояния. Мне было тогда двадцать
семь лет. Здоровье мое было хорошее; наружность не была отталкивающею; я не
сознавал себя более глупым, чем всякий другой; я любил жизнь и решил жить
удобно и основательно. До тех пор я был в жизни немножко лишним. Повсюду я
был хорошо принят, имел репутацию милого мальчика, меня встречали любезно,
но я не обладал тем, что называется "весом". Мое новое положение вдруг
сообщало мне вес и значительность. Я мог бы еще увеличить их хорошим браком,
но я не чувствовал никакого желания расставаться со своею свободою. Я любил
комфорт; у меня не было большого вкуса к ответственности, и вовсе
отсутствовал вкус к какому бы то ни было труду; я обладал лишь явно
выраженною склонностью к досугу. Я не прилагал никаких забот связать свою
жизнь с чьей-либо другой жизнью. Мы всегда надеемся установить такую связь,
если ее потребует любовь. Но я рассчитывал занять солидное положение в свете
и поэтому счел нужным соблюсти некоторые приличия. Ничто не дает столь
прочного положения, как обладание недвижимостью. Вот почему я решил
строиться и скоро водворился в этом маленьком особняке на улице
Деборд-Вальмор, который завтра, пустой, без своей рассеянной по аукционам
обстановки, перейдет в другие руки, сохранив из всего, что мною было собрано