"Анри де Ренье. Провинциальное развлечение" - читать интересную книгу автора

приступы ярости. Эти припадки обыкновенно приходится выдерживать г-же де
Карюэль, которая часто носит на себе следы их, но Карюэль вполне способен на
скандал и на самую дикую выходку. Г-да де ла Гулэ и ле Робинье, не будучи
завсегдатаями клуба, приходили все же туда для партии в бильярд. Г-н ле
Робинье входил так, точно перед ним было собрание офицеров. Он здоровался
по-военному, между тем как г-н де ла Гулэ напускал на себя, скорее, вид
дипломата.
К только что перечисленным мною "клубменам" присоединялось некоторое
количество "этих господ". Там можно было встретить двух врачей, доктора Лекэ
и доктора Энана, обоих почти одинакового роста, с одинаковою бородою,
одинаковым цветом волос. Это физическое сходство не мешало им питать друг к
другу самое глубокое отвращение. Г-на Ландона, сборщика податей, удручала
эта вражда, ибо он был самым покладистым человеком в мире во всем, что не
касалось взноса податей. К этой группе присоединились г-н Гоберж, директор
керамического завода, г-н де Гренанж, вечно балагурящий старый холостяк, г-н
Гали де Бошан, г-н Виро, г-н Пайетон, г-н Д'Эрбели, г-н Рабон, г-н
Орлен-Латьер и некоторые другие. Всех этих людей я встречал у тетушки
Шальтрэ, но в клубе они вели себя совсем иначе. Они считали позволительным
брать там тон кафе и игорного притона, усваивали себе манеры кабака и
кордегардии. Они клали локти на стол, плевали в опилки, расстегивали жилет и
панталоны и громко хохотали над рассказываемыми ими сальностями. Они были "в
кругу мужчин", и этого было для них достаточно, чтобы считать уместным
говорить грубости и сквернословить, ругаться, вести себя по-свински.
Особенно отличались в этом отношении г-н Виро и г-н Пайетон. Из таких
клубных разговоров я узнал о различных "ресурсах", которые можно было найти
в Валлене, о потребных для них расходах и о даваемых ими удовольствиях.

Я посещаю иногда г-на де Жернажа. Это любезный человек, единственный, к
кому я чувствую неподдельную симпатию. Когда я был мальчиком, он водил меня
гулять вдоль канала и говорил при этом прекрасные и остроумные вещи. Уже
тогда он был вдовцом и жил в самом полном одиночестве. Никогда ему не
приходило в голову рассеяться от наполнявшего его воспоминания. Он не ищет
забвения ни в работе, ни в путешествиях. Он никогда не покидал П., где он
все время живет в том же доме, расположенном в начале аллеи платанов и
полном диковинных старых вещей. Г-н де Жернаж собрал там всевозможные
любопытные предметы, которые он покупал по случаю в течение сорока лет.
Впрочем, г-н де Жернаж не коллекционер, он - странноприимец. Его дом - место
пристанища, покоя, род убежища для старых поломанных вещей. Чем более они
повреждены, тем более он любит их. Он собирает их, ухаживает за ними, чинит
их, поправляет, лечит. Среди этих раненых вещиц есть несколько очень
красивых, но он выбрал и приобрел их не ради их красоты, а ради их
покинутости, их ран, их одиночества, в котором он, может быть, находит образ
собственного одиночества. Любопытнее всего, что чувствительность г-на де
Жернажа направлена всецело на вещи. Кроме них, он ничего не любит, даже
себя. Он крайний женоненавистник и крайний мизантроп, впрочем, нет, он не
питает отвращения к людям - он не знает их. Он некогда был покинут
изменившей ему женой, которую он обожал, и говорят, что, когда она, в свою
очередь, была брошена своим любовником, он оставил ее, несчастную и больную,
покинутую всеми, беспомощно умирать в самой жестокой материальной нужде.
Равнодушие г-на де Жернажа к несчастию другого поразительно, но он трогается