"Анри де Ренье. Провинциальное развлечение" - читать интересную книгу автора

доходят в провинции! Вот что провинция делает с нами, что она производит в
мозгу, снедаемом скукою! И всего прискорбнее то, что, если бы мне сказали
завтра: "Ступайте - вы свободны; идите куда хотите, бегите из этого
засасывающего вас болота, ил которого доходит вам уже до пояса..." - я не
знаю, мог ли бы я...

Я наблюдаю, как провинциальная жизнь производит на людей два различных
действия, оба одинаково прискорбных. У одних она порождает состояние
оцепенения, которое ничто больше не в силах рассеять. Проникаешься своего
рода равнодушием к себе и ко всему, доходящим до пренебрежения физическими и
гигиеническими заботами. Не обращаешь на себя никакого внимания. Тупо
отдаешься течению событий. У других, напротив, провинциальное существование
питает и повышает деятельность низменных инстинктов, оживляющих любопытство,
зложелательство, эгоизм. Провинциальная жизнь усиливает естественные
склонности, превращая их в пороки и в низменные страсти. Сколько
клеветников, обжор, скупцов! Как она повреждает наши способности! Каждый
маленький городок полон сумасшедших.

Возвращаюсь к написанному мною вчера, что каждый провинциальный городок
является рассадником и питомником сумасшедших. Сколько он содержит тайных,
скрытых, лицемерных помешательств! Большинство этих людей, живущих как будто
самою серенькою, самою пошлою жизнью, страдают какою-нибудь скрытою маниею,
заботливо и таинственно культивируемою ими. У некоторых из них эта мания
довольно явственна, так что придает им внешность оригиналов. Так, например,
обстоит дело с г-ном де Жернажем и с г-ном Реквизада; но у многих других
душевный вывих тщательно прикрывается и насильственно подавляется. Да и сам
я, с тех пор как живу здесь, разве не выведен основательно из состояния
душевного равновесия и разве я болезненно не ощущаю этого нарушения
равновесия, не ощущаю, как оно увеличивается с каждым днем? Разве я не попал
теперь во власть навязчивых идей, которые я не в силах больше прогнать?

После впечатления, оставшегося у меня от поездки в Валлен, -
впечатления о сходстве между прохожим, с которым я встретился в общественном
саду, и человеком, напавшим на меня в Булонском лесу, - я снова нахожусь во
власти той неопределимой тоски, которую я испытывал в последние дни своего
пребывания в Париже, во власти глухого ожидания непредвиденного события. В
течение нескольких дней у меня такое чувство, что это событие отыщет меня
даже здесь. Я не чувствую себя здесь окончательно и совершенно укрытым от
всякого изменения. Мне кажется, что что-то блуждает вокруг меня. Мгла
окружающей меня скуки начинает наполняться неясными призраками. Я страдаю
повышенною нервною чувствительностью. Одиночество угнетает меня; молчание
уничтожает меня. Разговоры приводят меня в исступление, лица раздражают
меня. Наружность тетушки Шальтрэ - ее длинный нос, ее желтая кожа, ее
папильотки, вечно недоверчивые ее взгляды на меня - бросает меня в дрожь.
Когда я наливаю ей вина, то кажется, будто она боится, не приготовляю ли я
ей отравленного напитка. Когда я беру нож, чтобы разрезать кусок мяса, она
смотрит на меня так, как если бы я собирался вонзить этот нож ей в сердце.
Она шпионит, подглядывает за мною, и я слышу, как вечером, в своей комнате,
она придвигает тяжелую мебель к двери. Я замечаю, что эти меры
предосторожности моей тетушки увеличились после ее разговоров с г-ном де