"Александр Рекемчук. Я пишу теперь совершенно иначе" - читать интересную книгу автора

Александр Евсеевич Рекемчук

Я ПИШУ ТЕПЕРЬ СОВЕРШЕННО ИНАЧЕ

- Я начну с того, Александр Евсеевич, что задам вам вопрос, который
всегда задаю всем, он очень простой, но в то же время и коварный, почему вы
вдруг стали писателем, а не влились, так сказать, в социальную функцию? Были
какие-то моменты в детстве, с чем связано то, что вы стали писателем?
- Вообще-то, Юрий Александрович, несмотря на то, что я с детских лет, с
самого что ни на есть нежного возраста пробовал писать, и писал тогда стихи,
и мои стихи даже печатали, и когда мне было, например, девять лет, я был
напечатан в сборнике детского творчества "Счастливая юность" (Харьков),
несмотря на это, я не помышлял никогда о литературной профессии. Я, как и
все дети моего поколения, мечтал стать военным. Точнее, хотел стать
летчиком. Это намерение укрепилось и получило новое смысловое наполнение,
когда началась война. Тогда уж, как говорится, ни о чем ином думать не
приходилось. По окончании седьмого класса школы, которую я оканчивал уже в
эвакуации, в Барнауле, уже после того, как мы покинули Харьков, а потом
через год покинули Сталинград во время начавшейся обороны, и собирался
поступать в авиационную спецшколу. Но нас было трое друзей, учившихся в
одном классе, я хотел в авиационную, а они хотели в артиллерийскую. Для нас
тогда была совершенно невероятна перспектива расстаться, поэтому мы бросили
жребий. И я вместе со своими товарищами поступил в 4-ю Московскую
специальную артиллерийскую школу, которая тогда, в сорок третьем году,
находилась в эвакуации в Бийске. С этой спецшколой я впервые приехал в
Москву в 1944 году, когда спецшколу реэвакуировали на свое место в
Богородском, в Сокольниках. Это была моя первая встреча с Москвой. И эту же
спецшколу я окончил в 1946 году, уже после того, как кончилась война с
Германией и война с Японией. Поэтому, отвечая на заданный вопрос, с
некоторым удивлением я обнаружил, учась в артиллерийской спецшколе, что моих
товарищей, моих преподавателей, их подруг гораздо больше интересуют не мои
успехи в боевой и политической подготовке, а интересуют мои стихи, которые я
продолжал писать. Приехав в Москву, я понес свои стихи в "Комсомольскую
правду", что естественно. Их не напечатали, но меня тут же направили в
литературное объединение при "Комсомольской правде", которым руководил
Владимир Александрович Луговской. В первый же день я встретился там с еще
одним парнем, в погонах, в сапогах, который тоже в этот день впервые пришел
на литобъединение, и тоже принес стихи, их тоже не напечатали, но направили
к Луговскому в литобъединение. Это был Володя Солоухин. Вот так, 1944 год,
осень, первая моя встреча с известным ныне, знаменитым Владимиром
Солоухиным. Он на три года старше меня, он в это время служил в полку
специального назначения в Кремле. Незадолго до его ухода позвонил мне и мы
вспоминали наши юные годы, я ему напомнил, что мы с ним выступали как поэты
в Кремле, в одном из залов Кремля перед солдатами и офицерами полка
специального назначения. Он слушал, и говорит: "А я и забыл об этом". Хотя
устроил все сам. "А кто председательствовал?" - спросил он. Я ему сказал,
что должен был председательствовать Владимир Александрович Луговской, но
случилось то, что с ним часто случалось, и председательствовал ты.
- В этом месте мне бы хотелось чуть-чуть отмотать назад. Вы родились в
Харькове?