"Эрнест Ренан. Жизнь Иисуса" - читать интересную книгу автора

божественный инстинкт уверенно прокладывает себе путь среди тысячи
случайностей. Если бы в такой картине не было теней, то это доказывало бы,
что она неверна. Характер документов не дает возможности определить, в каких
случаях иллюзия была несомненна. Можно только сказать, что иногда она бывала
несомненной. Невозможно годами вести жизнь чудотворца и десятки раз не
попасть в безвыходное положение, вынуждающее подчиниться толпе. Человек, при
жизни сделавшийся легендарным, подпадает под тираническую власть своей же
легенды. Дело начинается с наивности, легковерия, абсолютной невинности, а
кончается всякого рода затруднениями и, чтобы сохранить за собой мнимое
могущество, приходится выходить из этих затруднений с помощью отчаянных
средств. Принятые на себя обязательства необходимо выполнить: неужели дать
погибнуть делу Божию только потому, что Бог медлит проявить свою волю? Разве
Жанна д'Арк не заставляла не раз свои голоса высказываться сообразно
требованиям момента? Если рассказ о тайном откровении, которое она сделала
Карлу VII, сколько-нибудь реален, а это трудно отрицать, то остается только
заключить, что эта непорочная девушка выдала за результат
сверхъестественного внушения то, что ей было сообщено по секрету. Изложение
истории религии, не проливающее сколько-нибудь хотя бы косвенного света на
такого рода предположения, заслуживало бы обвинения в неполноте.

Таким образом, в моем повествовании необходимо было дать место каждому
факту, как истинному, так и вероятному или возможному, с указанием степени
его вероятности. В такой истории приходится передавать не только то, что
было, но и то, что по всем вероятиям могло быть. Беспристрастие, с которым я
обрабатывал мою тему, воспрещало мне отказываться от предположений, даже
неблагоприятных; ибо, в самом деле, много неблагоприятного для христианства
было в том, как происходили события. От начала до конца я неуклонно применял
один и тот же прием. Я передавал хорошие впечатления, которые на меня
производили тексты; я не должен был умалчивать и о дурных. Я хотел, чтобы
книга моя сохранила свое значение даже в том случае, если настанет время,
когда известную степень обмана будут считать в истории религии элементом
неизбежным. Надо было изобразить моего героя прекрасным и обаятельным (ибо
таким он был бесспорно); и надо было это сделать, невзирая на такие его
действия, которые в наши дни могли бы заслужить неблагоприятный отзыв. Моя
попытка создать живой, человечный, возможный облик была одобрена. Но
заслужены ли были бы эти похвалы, если бы я изобразил начала христианства
без малейшего пятнышка? Это значило бы допустить величайшее из чудес. В
результате этого вышла бы картина в высшей степени холодная. Я не говорю,
что, за недостатком теней, мне следовало их измыслить. Но, по крайней мере,
я должен был предоставить каждому тексту издавать его собственный тон,
приятный или негармоничный. Если бы Гете был жив, он признал бы за мной эту
заслугу. Этот великий человек не простил бы мне, если бы портрет вышел у
меня вполне небесного характера; он пожелал бы видеть в нем черты
отталкивающие; ибо в действительности происходили вещи, которые оскорбили бы
нас, если бы нам суждено было их видеть[5].

Наконец, те же затруднения представляет также и история апостолов. Эта
история удивительна по-своему. И однако, что может быть оскорбительнее этой
глоссолалии, засвидетельствованной неопровержимыми текстами Св. Павла?
Свободомыслящие теологи допускают, что исчезновение тела Иисуса было одной