"Эрнест Ренан. Жизнь Иисуса" - читать интересную книгу автора

так как мы должны иметь возможность повторить то, что нами раз сделано, и
так как в понятие о чуде не входит вопрос о том, что трудно и что легко, то
чудотворца пригласят повторить его чудесное деяние при других условиях, над
другими трупами, в другой обстановке. Если чудо будет каждый раз удаваться,
то будут доказаны две вещи: во-первых, что в мире случаются
сверхъестественные факты и, во-вторых, что способность совершать их
принадлежит или может быть передаваема известным лицам. Но кто же не знает,
что при таких условиях никогда не происходило чудес, что до сих пор всякий
раз чудотворец сам выбирал предмет для опыта, обстановку, публику, что,
кроме того, чаще всего сам народ, вследствие присущей ему непреодолимой
потребности видеть в великих событиях, в великих деяниях нечто божественное,
создает легенды о чудесах задним числом? Итак, пока состояние наших знаний
не изменится, мы будем придерживаться того принципа исторической критики,
что рассказ о сверхъестественном не может быть принят как таковой, что он
всегда указывает на легковерие или обман, что обязанность историка
истолковать его и открыть, какова в нем доля правды и какова доля
заблуждения.

Таковы правила, которым я следовал при составлении настоящего труда. К
чтению текстов я имел возможность присоединить важный источник для освещения
фактов - личное посещение тех мест, где происходили события. Научная миссия,
имевшая задачей исследование древней Финикии и находившаяся в 1860 и 1861
гг. под моим руководством, дала мне случай поселиться на границах Галилеи и
часто по ней путешествовать. Я изъездил всю евангельскую область вдоль и
поперек; побывал в Иерусалиме, на Хевроне, в Самарии; я не пропустил ни
одной местности, сколько-нибудь имевшей значение для истории Иисуса. Таким
образом вся эта история, которая на пространстве веков как бы висит в
облаках невещественного мира, получила в моих глазах плоть, такую
реальность, что это меня изумило. Поразительная согласованность текстов с
местностью, чудесная гармония евангельского идеала с пейзажем, послужившим
для него рамкой, были для меня истинным откровением. У меня перед глазами
явилось пятое Евангелие, отрывочное, но все же доступное для чтения, и с той
поры сквозь повествования Матфея и Марка мне представлялось уже не
отвлеченное существо, о котором можно сказать, что такого никогда не было на
свете, а дивный образ человека, который живет, движется. Летом, будучи
вынужден переселиться в Газир, в Ливанских горах, чтобы немного отдохнуть, я
беглыми чертами запечатлел образ, который предстал передо мной, и
результатом этого явился мой труд. Когда жестокое испытание ускорило мой
отъезд отсюда, мне оставалось лишь проредактировать несколько страниц. Таким
образом, эта книга была написана очень близко от тех мест, где родился
Иисус. Со времени моего возвращения оттуда[126] я беспрестанно
пополнял и проверял в подробностях те наброски, которые спешно писал в
маронитской хижине, имея при себе лишь пять-шесть книг для справок.

Быть может, многие пожалеют о том, что мой труд принял, таким образом,
характер биографии. Когда я задумал в первый раз историю начал христианства,
я действительно хотел написать историю учений, в которой людям не было бы
отведено почти никакого места; Иисус был бы едва лишь упомянут в ней;
задачей такой истории было бы, главным образом, показать, как идеи,
созданные его именем, зародились и потом распространились по всему свету. Но