"Мэри Рено. Божественное пламя ("Александр Македонский" #1) " - читать интересную книгу автора

Когда македонские цари уходили на войну, они берегли спину; это было у
них в крови. На западе иллирийцы были покорены в первые годы его правления.
Теперь он собирался заняться востоком. Но оставались старые опасности,
свойственные всем племенным царствам: заговоры в собственном доме и кровная
вражда соседей. Если, уходя на войну, он заберёт мальчика у Олимпии и
назначит ему воспитателем кого-нибудь из своих мужчин, - наверняка придётся
иметь дело и с тем и с другим...
Филипп всегда гордился тем, что умеет увидеть, где можно обойти
противника без боя. Подумав, что утро вечера мудренее, он заснул с
нерешённой проблемой, а проснулся с мыслью о Леониде.
Это был дядя Олимпии - но ещё больший эллин, чем сам Филипп. В
молодости, увлекшись скорее самой Грецией, чем её идеями, он поехал на юг;
прежде всего в Афины. Там он приобрёл чистую аттическую речь, изучил
ораторское искусство; и занимался в разных философских школах достаточно
долго, чтобы решить, что все они способны лишь подорвать здоровые традиции и
помешать поискам здравого смысла. Как это вполне естественно для человека с
его происхождением, он приобрёл там друзей среди аристократов, среди
потомственных олигархов, которые часто вспоминали добрые старые времена,
оплакивали их и - как их предки во время Великой Войны - восхищались
обычаями Спарты. Естественно, что оттуда Леонид поехал в Спарту. Но к этому
времени он уже привык к возвышенным и роскошным развлечениям Афин: к
драматическим фестивалям; к музыкальным конкурсам; к священным процессиям,
обставленным как великолепные представления; к вечерним клубам, где за
ужином сочинялись стихи, где состязались в остротах... Лакедемон показался
ему безнадёжно провинциальным. Леонид был князем у себя в Эпире, был глубоко
привязан к своей земле и своим обычаям, - расовое господство спартиатов над
илотами было ему чуждо и противно. А фамильярная откровенность спартиатов
друг с другом - и с ним тоже - произвела на него впечатление грубой
невоспитанности. Здесь тоже величие было в прошлом, как и в Афинах. Словно
старый пёс, побитый молодым, - который зубы ещё скалит, но держится
подальше, - Спарта была уже не та, с тех пор как фиванцы подходили к её
стенам. Меновая торговля отошла в прошлое, появились деньги, и стали
цениться как везде; богатые скупили громадные земельные участки, бедные не
могли больше вносить свою долю за общественную трапезу за общим столом и
опускались до уровня нахлебников, - а вместе с гордостью теряли и отвагу
свою... Но в одном отношении они остались такими же, как прежде. Они ещё не
разучились воспитывать дисциплинированных мальчиков - смелых, закаленных и
уважительных, - которые делали, что им скажут, сразу же и не спрашивая
зачем; вставали при появлении старших; и никогда не заговаривали первыми,
пока к ним не обратятся. Аттическая культура и спартанские обычаи, - думал
он, но дороге домой, - если соединить их в податливой душе юноши - это даст
совершенного человека.
Вернувшись в Эпир, он стал ещё более влиятелен: теперь не только его
ранг уважали, но и восхищались эрудицией, привезенной из дальних странствий.
К его мнению продолжали прислушиваться и тогда, когда все его знания давно
уже устарели. Царь Филипп, имевший своих агентов во всех греческих городах,
знал больше. Однако, поговорив с Леонидом, он обнаружил, что его собственный
греческий звучит слишком по-беотийски; а у Леонида в безупречную аттическую
речь совершенно естественно вплетались и эллинские афоризмы. "Ничего сверх
меры", "Хорошее начало - половина дела", "Честь женщины в том, чтобы о ней