"Герберт Розендорфер. Великие перемены " - читать интересную книгу автора

Келинь, в которой я на последние деньги заказал чашку чая. Потом в моем
сознании медленно всплыл образ большого бородатого мужчины с хриплым
голосом, который вошел в харчевню и сел за мой столик. Он проорал мне что-то
непонятное, но прозвучавшее вполне доброжелательно.
Выяснилось, что бородатый был повелителем огромной повозки Ma-шин,
одной из тех, которые возят по стране чудовищные тяжести. Бородатый поставил
свою великанскую Ma-шин, сзади к которой сверх того была прицеплена вторая
великанская Ma-шин, перед харчевней. Все это вместе взятое было размером, я
думаю, с шестнадцать слонов. Он прибыл сюда из другой страны, находящейся на
севере, был плоскоголовым, хлестал жидкость из огромной бадьи и рыгал. Я
понимал его с трудом, но все же понимал.
Его звали Гоу-лан.[6] (Тут я не совсем уверен. Вполне возможно, что он
сказал, что он из Гоу-лан). Он нагрузил свою шестнадцатислоновую Ма-шин
круглыми красными фруктами, которые - он дал мне один попробовать - явно
содержали воду. Он едет, сказал он, со своими красными водяными фруктами...
я не поверил своим ушам (этого просто не могло быть!)... в Минхэнь. Он
охотно возьмет меня с собой. После того как господин Гоу-лан выхлестал свою
бадью, я поднялся в маленький домик, расположенный в передней части
великанской повозки Ma-шин, и вскоре закрыл глаза.
Он ехал, нет: он мчался на своей шестнадцатислоновой повозке Ma-шин по
каменным дорогам так быстро, что мне казалось, будто я слышу грохот
одновременно разразившихся ста двух гроз. Он орал и смеялся, и у него был
ящичек, из которого исходил ужасный шум. (Как я заметил, он считал этот шум
музыкой). Он весело бросал свою повозку во все стороны дороги. Когда бы я ни
открывал глаза, господин Гоу-лан проделывал одно и то же: пытался раздавить
своей великанской Ma-шин повозки меньших размеров. Удавалось ли ему это и
сколь часто, я не смог разобраться.
Несколько часов спустя я взлетел на воздух. Летал ли ты когда-нибудь по
воздуху? Конечно, нет. Сообразно с природой явления это удивительное
чувство. Ты уже больше не субъект, ты объект. Мои руки болтались как у
куклы, которую подбросили вверх. Я увидел позади себя гигантское море
большей частью превратившихся в месиво красных водянистых фруктов, а сбоку -
дымящиеся обломки шестнадцатислоновой повозки Ma-шин, которая как раз в этот
самый миг взорвалась светлым желтым фейерверком. Как ни странно, я не
услышал никакого треска. Все произошло в мгновение ока, но в моих
воспоминаниях растянулось на большой период времени. Господин Гоу-лан летел
вслед за мной, собственно летела лишь половина его. Потом я увидел, как на
меня наскочило дерево. И моя душа погрузилась во тьму до того самого
мгновения, когда я очнулся в белом зале.

Я пробыл там приблизительно с четверть лунного месяца. Много раз тот, в
котором я распознал врача, говорил что "нам повезло" и что "дела у нас идут
хорошо", а потом сказал, что "нас завтра уволят". Я посочувствовал врачу,
которого тоже должны выгнать и вежливо осведомился, не интриговали ли против
него коллеги? Он, судя по всему, не понял моего вопроса, но во всяком случае
я уже мог встать, надеть свои одежды, взять дорожную сумку, которую,
впрочем, здесь тщательно оберегали, и уйти. (Я ее судорожно прижимал к себе
во время полета, в чем должен признаться задним числом). А то, что я не
пожалею об отсутствии общества белых стариков, не стоит подчеркивать особо.
Но перед моим уходом ко мне пришли. Это более сложное дело, и понятно