"Семен Ефимович Резник. Владимир Ковалевский (Трагедия нигилиста) (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

раскольника к Кельсиеву, что я собирал и дал сам Кельсиеву все имевшиеся у
меня деньги и знал цель его поездки, - сопоставьте все это с тем, что никто
из этих лиц не арестован, - и всякому разумному человеку ответ ясен".
В этом отрывке не все расшифровано.
Неизвестно, например, кого из "провозивших прокламации" имел в виду
Владимир Онуфриевич и с какими проектами приезжал к Герцену Якубович;
загадочна судьба Трубецкого, уехавшего из Лондона с деньгами и паспортом
Ковалевского.
Но многое, о чем Владимир Онуфриевич напоминал Герцену, известно.
В ноябре 1861 года в Лондон приехал Поликарп Петрович Овчинников - он
же Коломенский старообрядческий епископ Пафнутий. Живя в английской столице,
он вел себя с крайней осторожностью. Всего раз или два, когда не было
посторонних, он посетил Герцена и, кроме Кельсиева, общался только с
двумя-тремя самыми надежными и доверенными людьми. А то, что к этим
доверенным относился и Ковалевский, видно не только из его письма, но также
из "Исповеди" Кельсиева. Повествуя о горячем споре Поликарпа Петровича с
сотрудником Вольной русской типографии Мартьяновым и выставляя Мартьянова
(ко времени написания "Исповеди" он погиб на каторге) в самом невыгодном
свете, Кельсиев писал:
"Мартьянов бледнел, кусал губы, становился язвителен и не мог простить
мне и  о д н о м у  в е с ь м а  ю н о м у  п р а в о в е д у, 
п р и с у т с т в о в а в ш е м у  п р и  э т о й  с ц е н е, что он
оборвался при первом же столкновении с этим народом, органом которого он
себя выдавал. П р а в о в е д  ж е,  у ж е  и  т о г д а 
в ы з д о р а в л и в а в ш и й  о т  р е в о л ю ц и о н н о й 
г о р я ч к и,  н е  м о г  в о з д е р ж а т ь с я,  ч т о б ы  н е 
п о д т р у н и т ь  н а д  б е д н я к о м,  н е  п о н и м а я  п о 
с в о е й  ю н о с т и  е г о  с т р а ш н о й  в н у т р е н н е й 
д р а м ы (курсив везде мой. - С.Р.)".
В марте 1862 года Кельсиев тайно отправился в Россию, чтобы наладить
доставку герценовских изданий и установить связи с революционным подпольем и
активистами раскола. Дерзкую поездку строго законспирировали; чтобы сбить со
следа ошивавшихся в Лондоне агентов, распространили версию, будто Василий
Иванович уехал в Италию. От Ковалевского, однако, секрета не делали. Он не
только собирал для Кельсиева деньги и отдал ему все что имел сам, но также
"знал цель его поездки" - значит, Герцен, Огарев, Бакунин, Кельсиев
полностью полагались на него.
К тому же Владимир "знал в подлинности все Михайловское и Шелгуновское
дело". А суть его состояла в том, что Михаил Михайлов, поплатившийся
каторгой за прокламацию "К молодому поколению", вовсе не был ее автором.
Революционный манифест, в котором, по отзыву современника, "звучал прямой
призыв к восстанию не для исправления, а для свержения всего строя", написал
при участии Михайлова Шелгунов. Брошюру отпечатали в Лондоне. А
распространяли ее в Петербурге вместе с Михайловым Александр
Серно-Соловьевич и Евгений Михаэлис. Выданный провокатором, Михайлов принял
всю вину на себя и тем спас товарищей, особенно Шелгунова, которому, как
автору воззвания и офицеру, грозила наиболее тяжкая кара. Во все это были
посвящены лишь самые доверенные лица и в их числе Владимир Ковалевский, из
чего следует, что его участие в революционных делах не ограничилось только
лишь сбором средств для нелегальной поездки Кельсиева.