"Николай Андреевич Римский-Корсаков. Летопись моей музыкальной жизни " - читать интересную книгу автора

исполнения или печати). А выпускать в свет надо торопиться. Таланты
несомненные. Между тем Кюи уже 25-26 лет. Мусоргскому 21-22. Поздно для
школы, пора жить и действовать и заявить себя. Несомненно то, что
руководство и опека над не стоявшими на своих ногах композиторами
накладывали на них известную общую печать - печать балакиревского вкуса и
приемов - гораздо сильнее, чем простое и безучастное руководство развитием
техники какого-нибудь профессора контрапункта. Там на сцену являлись общие
технические приемы контрапункта и гармонии, общие выводы из практиковавшихся
музыкальных форм; здесь же фигурировали известные мелодические обороты,
известные модуляционные приемы, известный колорит инструментовки и т.п.,
происхождение которых лежало в направлении балакиревского вкуса, в его
собственной технике, далеко не безупречной и не разнообразной, и в его
односторонних сведениях по части оркестровки, как это стало для меня видно
впоследствии. Тем не менее, в ту пору техника Балакирева и его знания,
добытые им путем практики, благодаря собственным способностям, вкусу и
прирожденной наблюдательности, бесконечно превышали технику и знания
Гуссаковского, Кюи и Мусоргского. Он был все-таки музыкант по существу и по
профессии, а они - даровитые любители.
Правильны ли были отношения Балакирева к его друзьям-ученикам?
По-моему, безусловно неправиль-
ны. Действительно талантливому ученику так мало надо; так легко
показать ему все нужное по гармонии и контрапункту, чтобы поставить его на
ноги в этом деле, так легко его направить в понимании форм сочинения, если
только взяться за это умеючи. Каких- нибудь 1-2 года систематических занятий
по развитию техники, несколько упражнений в свободном сочинении оркестровке,
при условии хорошего пианизма, и учение кончено. Ученик - уже не ученик, не
школьник, а, стоящий на своих ногах начинающий композитор. Но не так было со
всеми нами.
Балакирев делал то, что мог и умел; а если не понимал, как надо вести
дело, то этому причиной те темные для музыки времена (у нас на Руси) и его
полурусская, полутатарская3 нервная, нетерпеливая, легко возбуждающаяся и
быстро устающая натура, его самородный блестящий талант, не встретивший к
развитию своему ни в чем препятствий, и чисто русские самообольщение и лень.
Помимо упомянутых особенностей своей натуры, Балакирев был человек,
способный горячо и глубоко привязаться к симпатичным ему людям и, напротив,
сразу, по первому взгляду, готовый навсегда возненавидеть или презирать
людей, не вызвавших его расположения. Все эти сложные начала породили в нем
массу противоречий, загадочности и обаяния и привели его позже к совершенно
нежданным и невероятным в то время последствиям.
Из всех друзей-учеников я был самый младший, мне было всего 17
лет. Что нужно было мне? Пианизм, гармоническая и контрапунктическая техника
и понятие о формах. Балакиреву следовало засадить меня за фортепиано и
заставить выучиться хорошо играть. Ему это было так легко - я ведь перед ним
благоговел и слушался во всем его советов. Но он не сделал этого; сразу
объявив меня не пианистом, на 1 это дело он махнул рукой, как на далеко не
очень
нужное. Ему следовало дать мне несколько уроков по гармонии и
контрапункту, заставить написать несколько фуг и объяснить синтаксис
музыкальных форм. Он этого не мог сделать, ибо сам не проходил этого
систематически и не считал необходимым, а потому не посоветовал учиться у