"Дмитрий Ризов. Ловцы " - читать интересную книгу автора

спал Володя. Летом он обитал в сенях, здесь свежо даже в самую жару. Вторая
половина полуподвала совсем зарылась в землю, жить там было невозможно,
потому и использовали ее для хранения овощей и всякой всячины...
В сенях Володя посадил воробья под ведро, вошел на цыпочках в комнату,
попил, не зажигая света. Мать беспокойно спит, лунная полоса от щели между
шторок пролегла по полу и по ее кровати, сооруженной из ящиков и досок. Над
кроватью темно-синий коврик с белыми, как лунный свет, красноносыми
лебедями. На спинке хромого стула висит ее платье. То самое. Им купленное...
Володя наклонился над матерью.
- Пришел? - не открывая глаз, спросила она. - Есть хочешь?
- Нет... - отпрянул Володя.
- Ну тогда иди спать, полуночник.
Он прикрыл за собой дверь, не раздеваясь, лег.

Отец Володи, Павел Живодуев, в сорок втором попал в окружение. Выходила
часть из беды большой кровью. Начало и конец этого дня, словно створки
капкана, клацнули и впились ему в душу, да так, что не оторвать. Сначала, за
нечеловеческим напряжением тех событий, он ничего особенного в себе не
почувствовал. Еще один кровавый эпизод войны. Прошлое должно было
отстояться, осовеститься... Заныло потом. "Зараза... Ну, зараза!" -
сплевывал, сжимая кулаки, Павел Живодуев, когда начали вставать перед его
глазами события того бредового дня и под носом опять, казалось, вился легкий
тошнотворный запах бойни - крови, вспоротой человеческой плоти.
Рано утром они вышли к шоссе. Под ними лог, поросший леском, в логу
пыльный проселок. Только что этим проселком прогромыхали, заполнив все внизу
густыми клубами пыли, три небольшие танковые колонны. Шли они с интервалом
километра в два: впереди немцы, за ними наши, потом опять немцы. Танки
разминулись, не заметив сквозь пыль, кто за кем шел. Первая колонна на
выходе свернула вправо, наша влево, замыкающая ушла прямо.
Едва пыль улеглась, прямо на них вышли по шоссе ничего не
подозревающие... Позже их стали называть власовцами. Было их человек триста.
С двух сторон прошили их пулеметами и - в штыки. Патроны берегли. Дрались
страшно, знали: уйти никто не должен. Остатки колонны распались на группы;
хрип, хруст, бряцанье металла, стоны, редкие выстрелы.
Впервые Павел видел живого врага так близко. Его можно было даже
шибануть кулаком, за грудки схватить. Страшнее же всего, что матерились,
подбадривая друг друга, с обеих сторон одинаково, по-русски.
Первого он взял пулей. Потом вышел на недоростка, оружие держит, как
баба ухват. Штык так и хрустнул у него в груди. Власовец повалился,
схватившись тонкими пальцами за ствол винтовки, оттолкнуть силясь, фуражка
слетела, Павел глаза округлил: баба! Ошарашенно огляделся. "Не дай бог,
увидит кто!" - мелькнуло. И откуда только этот страх взялся? Бояться бы о
другом: самого не убили бы! А тут из бог весть каких глубин трусливое: "Не
дай бог, увидят..." Но пронеслось все это мгновением. Дали команду: "Пленных
не брать!" Тут Павел и вышел на своего третьего. Здоровенный мужик, лежит
вниз лицом, на руке швейцарские часы. Он как раз сам без часов был.
Нагнулся: "Чтой-то рука никак теплая. Ах ты!.." Перевалил на спину, потрусил
в лицо земелькой, веки-то и задергались...
В суматохе этого и последующих дней он и сам попал в список убитых.
Узнал он об этом позже, а пока их разбросало по госпиталям, по другим