"Роберта Джеллис. Пламя зимы ("История Джернейва" #2) " - читать интересную книгу автора

безобразными, хотя потом приобретали даже некоторое обаяние и через неделю
или две становились хорошенькими. Однако Одрис была сразу похожа на фею. Я
вздрогнул, глядя на нее: не подменили ли ее случайно эльфы? Я знал, что это
вполне могло случиться, ведь о ней никто не заботился и, вероятно, никто за
ней не следил.
Мне стало так жутко от этой мысли, что пламя задрожало в моей руке и я
убрал лампу. Одрис заплакала, но не пронзительно вопя, как дети моей матери,
а нежно мяукая. Я поспешил взобраться на табурет снова и поставить лампу
назад на полку, чтоб успокоить ребенка, как велела мне мать. Поглаживая ее,
я нечаянно раздвинул складки рубахи, стягивающей ее ручки. Она освободила
одну и мягко ухватила меня за палец. Со мной уже происходили подобные
случаи, но сейчас было совсем иное ощущение. Во-первых, потому, что пожатие
Одрис оказалось значительно нежнее, чем других детей, а во-вторых, я думаю,
потому, что я знал: моя мать не унесет этого ребенка и мне будет с кем
играть. Тогда мне не пришло в голову, что будучи дочерью лорда, Одрис
достойна более утонченной кормилицы, чем моя мать, или что к ней могут не
подпускать такого, как я. Я видел, как мало на нее обращают внимания, и не
понимал тогда разницы между незаконнорожденным сыном путаны и законной
дочерью хозяина крепости.
Тем не менее нас не разлучили. Отчасти благодаря уверенности отца в
том, что этот ребенок тоже умрет, а отчасти и потому, что отец был занят,
подыскивая себе другую жену, которая родила бы ему сына, а с появлением
мальчика дочь вообще перестала бы что-либо для него значить. Отец был
далеко, и я помню мою радость в эти месяцы и чувство, что именно Одрис
принесет мне счастье. Это не было просто детской нелепицей. У кормилицы
знатного ребенка легкая жизнь и много привилегий. Поэтому моя мать не
хотела, чтобы у нее забрали Одрис, и закрывала свою дверь перед всеми
мужчинами, которые намеревались воспользоваться ею. Я этим был очень
доволен, так как они часто беспокоили мой сон своим бормотаньем, стонами и
метаньями, а Одрис, подрастая, все больше и больше развлекала меня.
Одрис рано стала говорить и ходить. Было так странно слышать и видеть
это, потому что она была совсем крошечной, значительно меньше, чем другие,
даже на несколько месяцев моложе ее дети. Кроме того, Одрис стала моим
пропуском в такие красивые места, как крепостной сад, где мать часто
оставляла меня следить за ней, пока сама стирала одежду или занималась
другими делами. С Одрис мне можно было свободно играть перед очагом в
большом зале, так как через несколько недель после того, как она у нас
появилась, мы все перебрались из нашей хижины на третий этаж южной башни
замка. Это произошло во время первого зимнего снегопада, когда отец зашел в
нашу душную, продымленную хижину. Он пристально посмотрел на Одрис, которая
в это время пронзительно кричала, - ее голос уже окреп - и вызвал мать за
дверь. Вернувшись, она смеялась - тихо, но торжествующе.
- Я добилась того, чего хотела. Сегодня мы перебираемся в замок. - Она
сказала это на своем родном языке; моим был французский. Хотя я понимал
английский, мне редко разрешалось говорить на нем.
А затем в жаркие августовские дни отец умер. Вероятно, он вернулся
домой больным из какого-то замка или города, которые он посетил. Тогда я
ничего не знал об этом.
Став взрослым мужчиной, я часто задавал себе вопрос, был ли я рад этой
смерти или потеря потрясла меня. Я никогда не любил отца, хотя он был