"Роберта Джеллис. Пламя зимы ("История Джернейва" #2) " - читать интересную книгу автора

чаще всего поздно вечером, в сумерках, когда тени были самыми густыми и
обширными. Ближе к концу этого срока я, кроме того, рано утром выходил в
сад, где созрели фрукты. Для питья я воровал молоко, если к вечеру в сарае
что-то оставалось, и приносил в одном из горшков воду из небольшого ручья в
саду, так как мне не под силу было поднять ведро из колодца на нижнем этаже
башни. Вначале я боялся спускаться, когда было слишком темно, но вскоре стал
очень смелым и гордым. Вероятно, в течение какого-то времени я был уверен,
что мы будем жить так всегда.
Если бы так и случилось, я был бы вполне доволен. Одрис хорошо себя
вела и понимала меня. Я как мог заботился о ней. Часто я брал ее с собой в
сад подышать воздухом, приучая прятаться и вести себя тихо в тех случаях,
когда кто-нибудь приходил. Может быть, именно те уроки, когда я сам был
испуган и она могла почувствовать мой страх, сделали ее такой застенчивой
при посторонних на всю оставшуюся жизнь. Но тогда, играя только со мной, она
была счастлива. И я тоже был счастлив. Однако через несколько недель я уже
начал скучать по своему пони и по упражнениям с мечом. Надо было попытался
изобрести способ украдкой ездить верхом и в то же время сохранить Одрис в
безопасности. Обычно я оставлял ее спящую, привязав веревкой к постели за
ноги, чтобы проснувшись, она не могла обжечься или скатиться по ступенькам.
Но я понимал, что поездка верхом окажется значительно продолжительнее, чем
мои короткие вылазки за едой, и что было бы опасно надолго оставлять Одрис
привязанной.
Мне очень хотелось узнать, помнит ли меня мой пони, и я не мог
удержаться от короткого визита в конюшню. Однажды я уже был там, кажется
двумя неделями раньше, чтобы взять немного соломы и добавить к камышам на
полу: они стали тонкими и свалялись, и стало холоднее, так как лето угасало.
Тогда в кормушки был задан корм, но конюшня была не убрана. На этот раз все
оказалось в порядке. Очевидно, этим кто-то занимался. Я помню, как сердце
мое упало. Наверно, я понял тогда, что скоро жизнь вернется в свое
нормальное русло и я снова превращусь в ничто вместо того, чтобы быть
кормильцем и защитником, первостепенной фигурой. Я даже не смог остаться
посмотреть на пони, а повернулся и побежал. На бегу смог увернуться от
протянутой руки грума. Я слышал позади себя его зов, но уже хорошо научился
прятаться и легко скрылся от него. Однако это не подняло мой дух, и той
ночью я долго не мог уснуть. Я не ошибся, почувствовав, что в моей жизни
снова предстоят перемены. Уже на следующий день, вскоре после того, как
Одрис разбудила меня и я дал ей немного фруктов, сыра и кислого молока на
завтрак, в зале под нами поднялся шум. Это помещение, так долго бывшее
безмолвным, неожиданно наполнилось людьми. Все говорили, отдавали приказы,
размахивали граблями и метлами, стремясь избавиться старого гнилого камыша,
разожгли костер, чтобы сжечь сгнившую траву. Одрис, привыкшая так долго не
слышать никакого шума, кроме того, который производили мы сами, испугалась и
заплакала. Я шикнул на нее, затолкал в угол комнаты подальше от двери и
попытался закрыть дверь на засов. Это оказалось мне не под силу: засов был
слишком тяжел, чтобы я мог приподнять его, и застрял напротив того места, в
которое обычно опускался.
Закрыв дверь, мы с Одрис могли бы чувствовать себя в безопасности,
поскольку, как ни был я мал, я знал, что звуки не могут проникнуть сквозь
толстые каменные стены или толстые деревянные дверь и пол. Но дверь
оставалась открытой, и я до смерти боялся, что малейший шум с нашей стороны