"Виктор Робсман. Персидские новеллы и другие рассказы" - читать интересную книгу автора

выглядит даже лучше, чем теперь... Явер ждал своего портрета, как ждут в
семье рождения первого ребенка. И по мере того, как работа над портретом
приближалась к концу, ему в голову приходили разные причуды - он хотел
теперь не один портрет, а два, похожих один на другой, как пара сапог (во
всем он любил пропорцию и симметрию!). Неплохо, говорил он, было бы
пририсовать к портрету обезьянку на дереве или чудесную птицу-вещунью симорг
у подножья потухшего вулкана; он хотел увидеть себя среди плавающих в
бассейне гурий, в раю, или сидящим в лодке, или гарцующим на коне... Но
скоро всем этим причудам пришел конец - странная болезнь незаметно
подкралась к молодой женщине, сделала ее равнодушной ко всему; нехотя
подходила она теперь к недорисованному портрету, кисточки валились у нее из
рук и все краски сливались в один черный цвет. Отрывочные воспоминания
сменялись мечтаниями, бывшее небывшим и вздорные иллюзии временами пугали ее
своей неправдой; она говорила теперь с уверенностью о том, чего нет, теряла
связь с окружающим ее миром вещей. Она бредила. Добрый явер прислал лучшего
лекаря в околотке - он изучал не только медицину, но астрономию и алхимию,
он умеет предсказывать будущее, возвращает к жизни умирающих больных, знает,
как лечить проказу, и горбатым выпрямляет горбы. Он узнал все эти тайны в
"доме науки", как называли здесь в то время высшее духовное учебное
заведение, Дар-эль-Фунун. Явер не сомневался, что лекарь вернет ее к жизни
или, по крайней мере, облегчит ее смерть. Это был тихий, немного напуганный,
осторожно ступающий старый человек с молодыми глазами. Нерешительно садился
он у края помоста, на котором лежала больная женщина, и, перебирая четки,
старался разгадать по ним ее болезнь; ничего не поняв, он бесшумно удалялся.
Так изо дня в день он просиживал у постели больной от утренней молитвы до
полуденной и, робко раскланиваясь, оставлял ее на попечение Бога. Я начинал
привыкать к этому тихому, робкому лекарю, не ожидая от него чудес, обещанных
явером; с ним было мне спокойнее, словно присутствие какого ни на есть
докторишки облегчает болезнь. Он испробовал уже на ней действие всех
известных ему целебных трав и настоек на корешках, стеблях и семенах мака,
вливал ей в пылающий рот ароматические снадобья, но больная не приходила в
себя. - Странно! - произносил он, задумываясь. - Почему же она все еще спит,
не приходит в себя? Надо пустить ей кровь или, лучше всего, поставить ей
банки. Бывали случаи, когда от банок оживали умирающие... - Это не сон, -
внушал я лекарю, - это беспамятство, забытье... - Для больного решительно
все равно, как вы называете этот сон, - возражал лекарь. - В беспамятстве
так же, как и во сне, человек ничего не сознает, даже деньги не имеют для
него тогда никакой цены... - Но чем же она больна? - спрашивал я лекаря, не
ожидая ответа. - Какой вы любопытный! - отвечал он не без хитрости. - Не все
ли равно, отчего умирает человек? Бывают случаи, когда люди умирают от
пустяка, от укуса какого-нибудь ничтожного насекомого, которого легко
раздавить ногтем, а другие остаются живы от укуса змеи. Недавно одну старуху
забодала корова. Все думали, что старуха померла, а ведь с нею ничего не
приключилось; она после этого стала только более сварливой, но много
здоровей прежнего, а корова подохла. О, вы не знаете женщин! Они умеют
обманывать смерть не хуже, чем своих мужей! - Какой вы шутник! - проговорил
я, стараясь быть сдержанным, но пригрозил пожаловаться на него яверу. -
Напрасно вы серчаете на меня, добрый господин! - слезливо произнес лекарь, и
лицо его приняло страдальческое выражение. - Когда я потерял мою первую
жену, я даже не прослезился; я знал, что там ей лучше. Что видела она здесь?