"Виктор Робсман. Персидские новеллы и другие рассказы" - читать интересную книгу автора

узнают по цвету и размеру чалмы, по длине пояса-кушака, по покрою халата; в
этих мелких приметах одежды - весь человек. Ранее других, подобно ветру,
пробегает мимо нашего окна полицмейстер города серхенг (полковник) Новахи.
Встречные расступаются перед ним, преклоняют колени, как на молитве, точно
они обязаны ему своею жизнью. На его восковом лице, побитом оспой, не видно
улыбки; несмотря на преклонный возраст, в нем еще много жизненных сил.
Полицейская форма красит его стареющее тело, но он равнодушен к мнению
людей. Завернув за угол, серхенг Новахи взбегает по шаткой лестнице на
второй этаж полицейского управления, садится за свой плохо обтесанный стол,
и с этого времени все знают, что в городе не будет ни краж, ни грабежей, ни
убийств, не будет изнасилована ни одна девочка и ни один мальчик. При виде
полицмейстера смерть кажется людям не такой страшной, как он! Между тем, он
был добрым муллой перед тем, как надел мундир полицмейстера; он призывал
правоверных к милосердию, раздавал милостыню, примирял недругов, творил
добро; он был всем нелицеприятным судьей. Но люди, говорил он, не
становились лучше. Из года в год он совершал хаджж (паломничество) в вечный
город Мекку. Не зная усталости, долго молился он у горы Арафат; в Долине
Мина забрасывал камнями колонну Большого Дьявола в знак ненависти к нему и
для его посрамления; в Долине Желаний проводил долгие ночи без сна за
молитвой, истощая себя голодом, пока силы не оставляли его; пил животворящую
воду из источнике Земзем, и в большой мечети Эль-Харам, в храме Каабе
целовал черный камень Эсвао, оправленный в серебро, отмеченный печатью
Всевышнего. Падая от усталости, он многократно обегал вокруг этого
замурованного черного камня, а потом, в угоду Богу, приносил в жертву
маленького, доверчивого, глупого ягненка с глазами грудного младенца. Его
охватывал мистический восторг, когда он лишал жизни это напуганное животное,
и твердо верил, что кровью этого ни в чем неповинного ягненка он искупал
совершенные им грехи. Возвращаясь в свой родной город, он не становился
другим, и люди оставались такими же, какими они были раньше. И сердце его
возмутилось беззаконием, оно возрадовалось падению династии последнего
Каджара и возликовало при воцарении новой династии Реза-шаха Пехлеви, перед
которым дрожала земля! Добрый мулла стал теперь служить своему государю, как
раньше служил Богу. Он говорил теперь: "Нельзя быть добрым, когда имеешь
дело с людьми!" Все эти тайны жизни полицмейстера мы узнали от
подружившегося с нами векиль-баши (надзирателя), который царствовал в
казарме от вечерней до утренней зари. Это был очень непоседливый,
насмешливый и болтливый полицейский надзиратель, слепнувший от трахомы и со
стригущим лишаем на голове. Ему всегда было некогда - он прибегал и убегал,
говорил отрывисто, не заканчивая фразы, ел урывками, на ходу, и обладал
странной способностью засыпать стоя, как животное в хлеву. Забегая в
казарму, он угощал нас крошками овечьего сыра и, посмеявшись, обещал нам в
будущем стада овец. Мясистые его губы всегда шевелились, они что-нибудь
рассказывали, на кого-нибудь злословили, чему-нибудь поучали и всех
высмеивали. В жизни, говорил он, все так плохо устроено, что если над всем
этим не смеяться, то придется плакать... Он развлекал нас своей болтовней -
этот потешный, суетливый, кругленький, некрасивый человек. С восходом солнца
сменялся полюбившийся нам векиль-баши, и уже не слышно было ни смеха, ни
веселой шутки, ни глупой насмешки. Появлялся раздражительный надзиратель
превосходного роста с холодным, похожим на гипсовый слепок, лицом. Его
мутные глаза как бы признавались в своей нелюбви ко всем. Он не умел