"Виктор Робсман. Персидские новеллы и другие рассказы" - читать интересную книгу автора

Барата-Али, напоминающего зверька, только что выбежавшего из леса; он все
еще боится людей. Похоже было на то, что смотритель тюрьмы устраивает для
нас здесь жизнь надолго, может быть, навсегда... Днем и ночью слышны стоны
умирающих: к этому нельзя привыкнуть! Обреченных больных выпускают на
солнце, которое они видят в последний раз. Они сидят на горячих цементных
плитах с железными цепями на ногах, скребут тело и точат о камни ногти. Они
знают, что их жизни пришел конец, но они боятся не смерти, а старого,
обленившегося лекаря Пезешки, который кричит даже на мертвых. Страшнее его
для них никого нет, разве что неприметный на вид фельдшер Абдул-Кассым-хан,
уморивший своими снадобьями немало здоровых людей. Он презирает больных,
наслаждается своею властью над ними; ему нравится, когда эти чудовища в
кандалах плачут, завидев его издалека. Все получают от него затрещины,
которые, говорит он, помогают лучше лекарств. Любуясь своей силой над
бессильными, он часто приходит к нам рассказать о своем бесстрашии.
Временами заглядывает к нам лекарь Пезешки. Он очень стар, ноги плохо держат
его на земле, но он все еще любит болтать всякий вздор о любовных утехах и
деторождении; ему не нравится, что жена не родит мне ребенка. Погрозив ей
пальцем, он медленно удаляется, как уплывающее по небу облако. Прибегает и
убегает полюбившийся нам Барат-Али. Он следит, чтобы глиняный кувшин в углу
всегда был наполнен водой. Он крадет для нас воду из подвального
водохранилища, моет в ней наше белье, поливает для нас пылающий двор, везде
оставляет мокрые следы; для него очень важно, чтобы мы не испытывали нужды в
воде. Потом он бежит на тюремную кухню, ругается там с поварами за каждый
кусок козлятины для нас, которую отвешивают здесь на золотники, набивает
карманы всякой снедью и, как волк к своей волчице, бежит к нам со всей своей
богатой добычей. Он смеется тихим, беззвучным смехом, чтобы его не услышали:
ему так весело! Барат-Али всегда занят, у него много обязанностей, которые
он выполняет добросовестно и честно, но ему все равно никто не верит и
каждый норовит его отколотить. В полдень он разносит арестантам аш-маш -
кашу из бобов, которую называют здесь "березовой кашей", а после вечерней
молитвы - похлебку, прозванную арестантами "пищей собак, шакалов и гиен".
Маленький, совсем крошка, он легко бегает от камеры к камере с тяжелым
медным подносом на голове, и всем слышно, как дребезжат на нем луженые
миски, напоминая музыку кимвалов. Потом он собирает вылизанные уже миски,
полощет их в проточной воде, сносит на кухню и по-хозяйски, как свои,
складывает в стопки. Чуть освободившись, он бежит к нам, чтобы рассказать,
кого сегодня высекли и за что, каких привели новых арестантов и кого
отпустили на волю. Он все знает! Сегодня он подслушал и подсмотрел, когда
очищали камеру смертников для муджтехида - человека мудрого и праведника,
вероучителя и законника, к словам которого прислушивались все цари, ибо он
один получил от Бога право толковать закон! Барат-Али скорбит и вздыхает;
как можно приравнять муджтехида к заключенным в тюрьме злодеям, убийцам и
ворам, которых все презирают, тогда как он ближе всех к Богу и никто не
может быть ему равным! В эту ночь мы не могли заснуть. Что-то похожее на
мятеж, на бунт, на восстание происходило за воротами тюрьмы; слышатся
ружейные выстрелы, щелкают запоры тюремных ворот, беспрерывно приводят все
новых и новых арестантов, закованных в цепи, и они не вмещаются уже во
внутренней тюрьме; она набита до отказа! Напуганные часовые говорят, что в
наружном тюремном дворе такое скопление народа, как только бывает на
базарной площади в праздничный день; все они уведены из своих домов, сонные,