"Матвей Ройзман. Все, что помню о Есенине " - читать интересную книгу автора

плечо голову мальчика Мартина. (Мемуаристы пишут, что поэт, читая свои
стихи, размахивал руками. Никогда этого не было.) И вдруг голос Есенина
зазвенел о революции, о павшем в бою отце Мартина, о мольбе мальчика-сироты
Иисуса - помочь там, "где бьется русский люд". И уже слова налились
невыносимой мукой, кровью:

Но вдруг огни сверкнули...
Залаял медный груз.
И пал, сраженный пулей,
Младенец Иисус.

И опять голос поэта затихает, правая рука движется медленней, - в
словах хватающая за душу скорбь.

Ползает Мартин по полу:
Соколы вы мои, соколы,
В плену вы, В плену!..

Т. 1. стр. 263.

(Тогда я еще не знал, что "Товарищ" написан после того, как Есенин
присутствовал на похоронах борцов за революцию в Петрограде на Марсовом поле
весной 1917 года.)
То, что творилось в тот вечер девятнадцатого года в аудитории
Московского университета, - незабываемо! Студенты оглушительно хлопали в
ладоши, топали ногами, орали: "Есенин, еще!.." Поэт надел свою шубу, вынул
шарф, намотал на шею, а я подал ему цилиндр. Михаил Гаркави помог одеться
Мариенгофу, и мы стали прокладывать дорогу к дверям.
На площадке группа студентов подхватила Есенина на руки и стала его
качать. Он взлетал вверх, держа на груди обеими руками цилиндр. Но когда его
поставили на ноги, другие студенты хотели повторить с ним то же самое.
- Валяйте Мариенгофа! - сказал он.
Едва тот взлетел вверх, также держа цилиндр на груди, Сергей, увидев на
рукаве моей студенческой шинели красную повязку, подошел ко мне и тихо
сказал:
- Уведите меня отсюда!
Он сложил цилиндр черной лепешкой, взял его под мышку, поднял воротник
пальто. Я повел поэта не к тому выходу, где толпились студенты, а в другую
сторону, в коридор. Здание я знал хорошо, вывел Есенина к другим дверям с
выходом на Большую Никитскую (улица Герцена) и уговорил сторожа выпустить
нас.
Неподалеку на улице стоял извозчик, поэт подрядил его за пачку керенок.
Пожимая мне руку, он спросил, на каком факультете я учусь и как моя фамилия.
Я ответил ему, он поблагодарил меня и сел в сани.
В ту минуту мне и в голову не пришло, что Есенин сыграет роль в моей
литературной судьбе...
В 1918 году Московский Совет разрешил литераторам открывать на
артельных началах книжные лавки. Это объяснялось тяжелым материальным
положением писателей из-за отсутствия бумаги, а также их желанием быть
поближе к книге и стремлением принести культурную пользу народу. В лавке